Руда

— Ослабь веревки немного, — режут. Ногу, ногу не задевай. Подвинь к окошку. Там что шуршит, веники? Подложи под ногу мне. Под голову шапку дай!.. Так. Теперь уходи, дверь припри, поговорить через окошко можно.

Егор выполнил всё. Пристроился снаружи у оконца.

— Облавы не слыхать? — спросил Дробинин.

— Нету. Может, ты пить хочешь, Андрей Трифоныч?

— Ничего не хочу.

— Не мог я напильника достать. Прости.

— Что там! Не судьба, значит.

Помолчали.

— Кто такой Марко, Андрей Трифоныч?

— Беглый, из государственных крестьян. Верно бает — скороход. Он когда-то царским скороходом служил. Надежный мужик. Мог уйти свободно — меня не бросил, прятать стал.

— Как бы тебя вызволить?

— Ежели нога поправится, всё равно уйду. А ты Лизу не оставь, первое.

— Уж будь спокоен.

После нового молчания Егор тихо сказал:

— Про золото я тебе сегодня… Я думал, ежели твоя находка, так тебя с каторги можно добыть, за Горную контору взять. А оно вправду заморское?

Андрей застонал, и вдруг Егор услышал горячий шопот:

— Ну, парень, запомни: не я первый про эту заразу помянул. Горе, горе!.. Проклятое золото, исчах я от него. Думаешь, сегодня ушел бы, так куда? — опять его искать. Сказать уж тебе всё? Не покаешься ли?

— Говори.

— Не будешь меня клясть потом?

— Говори.

— В демидовской вотчине есть золото. Песошное.

— Я знаю. У Черноисточинска. Ты тогда следил.

— Да. То место, черноисточинское, уже оставлено, завалено. Демидовы в другом роются. Заставы крепкие, не подойти. Я всё пытал сам на новом месте найти — никак! Те крупиночки, в сарафане зашитые, не я добыл. Один кержак принес. Он в скиты пробирался и подглядел случаем. Святость свою оставил, года два, как волк, крутился около демидовских тайных работ. Последний раз ко мне приходил, говорит: почти всё вызнал. На дерне-де моют. Ведь зернышко малое — как его разглядишь в песке? Моют, говорит. И оставил мне, что добыл. Слышишь? — сам добыл, на новом вовсе месте. Еще раз пошел — и угодил Демидовым в лапы. Убили его. На ту осень я ладил на поиск, да с Юлой случай вышел, взяли меня.

— Юла не знал про золото? Что он за человек?

— А, ни с чем пирог — этот Юла! Откуда ему знать? Простой разбойник.

— Андрей Трифоныч, что же ты в Главное заводов правление не заявил о золоте? Самому бы Татищеву.

— А что как и Татищев куплен Демидовыми? Может, он раньше меня узнал про золото, да молчит. Тогда что? Раздавят, как муху. Да пока сам не нашел, и доносить нечего.

— Татищев-то в злобе с Демидовым. Он бы их покрывать не стал.

— Ладно. И так я прикидывал. Голову ведь прожгло от дум, на все лады поворачивал. И всё неславно получается. Пойдет дело приказным да комиссарам, они наживутся знатно, хоромы поставят каменные. Демидовы от всего отопрутся, задарят. А я, как сижу в железах, так и останусь. Найти надо наперво место, чтоб явное золото, а тогда и кричать «слово и дело».

— Буду искать, Андрей Трифоныч.

Дробинин тяжело вздохнул:

— К тому я и вел. Ищи, сынок. Может, ты счастливей меня. Слыхал ты про озеро Бездонное?

— Нет.

— Кержак тот говорил: у озера Бездонного. Может статься, он сам его окрестил. Я тоже не знаю такого. Но только что в демидовских лесах. Еще вот: искать надо по ручьям, по крутым логам, в песках.

— Чш-ш!.. Идут.

— Для Лизы, Егор… — успел шепнуть рудоискатель.

Низко по небу уже катился щербатый месяц. Видно стало далеко, и Егор заметил, что от конторы идет человек.

— Кто там? — строго окликнул Егор, когда человек подошел ближе.

— Да я это, — ответил голос писаренка. — Не спишь?

— Поспал уж. А ты что рано сменяешь?

— Не спится вовсе, — вдруг Андреянов вернется, а я в конторе. Попадет.

— Еще как! Смотри не заикайся, что караул мне передавал.

— Сам знаю.

Писаренок проверил дверь, кол и лег у самой стенки, запахнувшись полушубком. Егор подождал немного, потрогал его рукой — писаренок сладко спал. Тогда Егор ушел в контору.

Утром был переполох. Напуганный писаренок божился, что и на минуту не отходил от баньки. А так как его перед утром сменили еще двое караульщиков, вернувшихся с облавы, то разобрать, чья вина, было мудрено. Андреянов, впрочем, долгого следствия и не вел, не в его это было обычае. Нрав у него волчий: что в челюстях сжал — не выпустит, но коли промахнулся, не смог взять зубом — и не глядит.

Егор наскоро закончил дело с разбором руд и выехал в Екатеринбург.

Глава третья

В ДЕМИДОВСКИХ ЛЕСАХ

Глухарь повалился на бок, жадно треб крыльями горячий песок, осыпал им себя. Камешки, подброшенные сильным крылом, отлетали далеко, стукались в кору сосен, в серые глыбы, подскакивали и булькали где-то внизу под глыбами в невидимую воду.

Солнце било в упор сюда, на россыпь больших камней, а кругом поднимались прямые, как свечи, сосны, и под навесом ветвей был прохладный зеленый полусвет. Дикий лес стоял вокруг, и пахло в нем растопленной смолой да теми белыми звездочками-цветами, что растут поодиночке на коротких стебельках и прячутся во мху у самых корней деревьев.