Повисает пауза. Ломтик ветчины из вороньего клюва сиротливо лежит на скатерти, и вся семья смотрит на него, не зная, что предпринять. Выбросить, скажете вы? Скормить собаке? Теперь Александр Аузан так и сделал бы, посмеявшись над незадачливой птицей. Но в конце 80-х ломтик венгерской формованной ветчины — это не просто еда, это реликвия. В конце 80-х эта ветчина в красных жестяных банках выдавалась только в специальных продуктовых распределителях (например, на улице Грановского в Москве) в специальных заказах и только высокопоставленным военным, высокопоставленным партийным и советским работникам. И если у вас на столе лежала формованная венгерская ветчина из красной жестяной банки, это не просто означало, что скоро вы поедите ветчины. Это означало, что вы элита, что вы выиграли важный этап соревнований. Ветчина — она приз, как желтая майка лидера. Выкинуть венгерскую формованную ветчину в конце 80-х — все равно что нынче выбросить колечко Chopard. Разве вы выбросите колечко Chopard, даже если его принесет ворона?
Но, с другой стороны, ритуальное поедание венгерской формованной ветчины, побывавшей в вороньем клюве, — это уж слишком, это негигиенично, в конце концов. Вороны клюют падаль. Вороны — переносчики орнитоза. Не голодаем же мы! Да. Но у кого поднимется рука выбросить кусок венгерской формованной ветчины?!
После нескольких секунд паузы мама Александра Аузана решительно встала из-за стола, взяла пресловутую ветчину, подозвала собаку, и та, виляя хвостом, благодарно приняла подачку, совершено не подозревая, скотина, что жрет реликвию, ради которой многие, очень многие в то время люди пошли бы на ложь, унижение, подлог, воровство и даже на государственную измену. Жрет, собачий сын, облизывается и бежит метить известным собачьим способом священную рублевскую территорию. Помеченная им тогда рублевская земля стоит теперь, надо полагать, сто миллионов долларов — никак не меньше.
11. А обитатели этой земли продолжают собирать реликвии. Вот в ресторане «Твербуль» благотворительный аукцион. За столиками — как бы богатые, но не вполне богатые, а так, что им еще имеет смысл коллекционировать реликвии. И знаменитые, включая писателя Виктора Шендеровича, который выглядит не по-рублевски, но на Рублевке частый гость с тех пор, как ездил к Гусинскому обсуждать сатирическую программу «Куклы», украшавшую телеканал НТВ. Мнется, чувствует себя неловко, смысла в мероприятии не видит иного, чем собрать деньги для доктора Лизы Глинки[3], у которой благотворительный фонд, которая кормит и лечит бездомных, а теперь помогает детям пострадавшего от наводнения Крымска. А доктор Лиза, хоть и обеспеченная женщина, тоже чувствует себя неловко и тоже думает, что смысл аукциона — собрать деньги.
Тогда как смысл аукциона также и в другом — освятить реликвии. Ведущая Ксения Собчак, может быть, не понимает этого, но чувствует. Она все чувствует. У нее к Игре — талант. И говорит Ксения в микрофон: «Самые модные девушки на Рублевке продают свои самые модные украшения в пользу доктора Лизы».
Торги начинаются. Серьги дизайнера Яны Расковаловой уходят за пятьсот тысяч рублей. Побрякушки дизайнера Маши Цигаль, украшения Полины Киценко, совладелицы бутика… женщины на Рублевке известные, но не настолько, чтобы за их украшениями гонялись собиратели реликвий, не настолько, чтобы серьги, побывавшие в их ушах, вырастали в цене.
Но именно на этом настаивает ведущий вечера Игорь Верник: «Это их украшения. Они их носили. Они передали этим побрякушкам свое тепло. Уже только поэтому украшения должны стоить вдвое больше».
Итак, заметим: украшения растут в цене от того, что их носили модные дамы. А дамы приобретают в цене оттого, что способны поднимать цену побрякушек «своим теплом».
Так устроены реликвии и владельцы реликвий — повышают стоимость друг друга.
Делают друг друга ценностью, которую имеет смысл беречь и охранять.
12. И как охранять! По самым скромным подсчетам армия охранников на Рублевке измеряется тысячами. И функций у охранников две: с одной стороны, они и впрямь охраняют, а с другой — являются реликвией, атрибутом власти и могущества охраняемого лица. Одних только сотрудников Федеральной службы охраны, то есть людей, обеспечивающих безопасность высших государственных чиновников, тысяча человек на Рублевке, никак не меньше.
И не следует думать, будто всех охранников мы видим, когда премьер-министр или президент несутся по шоссе мимо нас, прижавшихся к обочине. На самом деле охрана разнообразна и эшелонирована.
Есть ближний круг — непосредственные телохранители, так называемые прикрепленные. К каждому высокому чиновнику прикреплено их человек по шесть-восемь. Работают сутки через трое. Знают про подопечного своего все на свете, потому что и в спальню к нему заходят (не только к жене, но и к любовнице), и туалет случается проверить, прежде чем воссядет там охраняемый. И видят, когда пьян, как проспал, как кричит, кого приласкал, с кем поссорился.