Рубины хозяина Ко

Приговорили помалу и вторую бадью. Третью леший, пошатываясь, выкатил наружу и вышиб кулаком крышку. Сели, обнявшись крепче прежнего, на пороге, черпая кружками прямо из бадьи и глядя на потемневшую стену леса.

– Споем, что ли? – предложил леший. – Люблю я ваши людские песни петь.

– Непременно споем! Вот эт-ту: «Ой, на горе ветер свищет!»

Леший подхватил зычным дивным голосом. На славу спели. Потом и «Походную» затянули, и «Чудный месяц», «Веселого зайца» (эту леший с особой радостью пел, даже кружкой по бадье ритм отстукивал) и «Реченьку».

Спели, выпили, отдышались.

– А нашу венедскую-слободскую знаешь?

Леший закивал:

– Ну а как же!

И завели с самого начала:

Мы не жнем хлеба, не сеем,

Нам страда – не страда,

Для земли родной для всей

Мы заслон – слобода…

Малых детушек вскормили,

Отымая от груди,

Кто с ухваткою и в силе —

В слободу приходи!

Тут и услыхали их Тарус и близнецы, сбившиеся с ног, разыскивая пропавшего Богуслава. А над лесом гремело:

Печенеги да хазары

Серым волком снуют,

А татары, что ли, даром

У дорог стерегут?

И стоим, покуда живы,

Сколько надо стоять,

Чтоб на легкую поживу

Не загадывал тать!

– Наша песня, венедская, – прошептал Вавила чародею. – Слободяне ее поют.

Тарус прислушался к далеким голосам и покачал головой: ишь, выводят!

Выводили в два голоса:

Вражьи головы сымали

Да с плечей-сволочей,

Да в загривок натолкали

Из печей калачей.

Позабудет тать дорогу,

Знать, не мил белый свет.

Коль споткнулся у порога,

Значит, в дом хода нет!

Не захочешь, а и будешь сердит:

Наша степь не нашей сбруей звенит.

Собиралася намедни орда,

Разобралася с ордой слобода!

И Боромир с товарищами-побратимами удивленно вслушивались в пение, не особо, вроде, и громкое, однако слышимое по всему лесу. Стемнело; круглый лик луны, желтый, как масло, взирал свысока на землю. Беспокойно вертели головами песиголовцы, ставшие на ночь юго-восточнее; повскакивали на севере даты, хватаясь за оружие и внимая непонятным словам.

Ужо, молодушки-лебедушки,

Не след вам серчать,

Добра молодца зазнобушке

Не век привечать,

Уж такая наша доля,

Что сам черт нам не брат:

Добрый конь, широко поле,

Да каленый булат!

Обнимает нас кольчуга —

Нам до смерти жена,

Нету лучшего досуга,

Как с седлом стремена,

Али мало ковылями

Басурмана полегло,

Али мало крови нашей

По степям протекло?

– Хорошо ведь поют, обормоты! – в сердцах сплюнул Тарус. – С кем же это Богуслав наш пьянствует? Не с лешим же?

Гуляки тем временем закончили:

Впереди того немало,

Что навеки и брань,

Слободу не прогадала

Наша Тьмутаракань! [1]

Такую бравую песню стоило как следует запить.

– Уф! Молодцы мы, правда, лесовик? Где б я еще ночью вот так спел?

– Да уж! – подтвердил леший, вздыхая на луну и отхлебывая пиво.

– И питье у тебя доброе! И грибочки вкуснятина! Одним словом, спасибо, хозяин! Вовек не забуду нашей встречи.

Леший опять вздохнул:

– Пойдешь уже? – он вроде бы даже слегка протрезвел. – Пора, что ли? У вас, людей, всегда дел по горло…

Помолчали. Богуслав вспомнил о спутниках, потому и заспешил.

– Ну, да ладно. Спасибо за компанию! Славно попели.

Леший с чувством потрепал венеда по плечу:

– Зовут-то тебя как, человече?

– Богуславом…

Вздохнул.

– Прощай, Богуслав. Может, когда и свидимся…

– Прощай, хозяин!

Обнялись на прощание. Богуслав только и успел, что ступить – исчезла поляна, и избенка, и леший. Лес словно закружился в величавом хороводе; р-раз – и оказался венед среди своих, рядом с Боромиром и Омутом. Из чащи показались Тарус, Вавила, и Чеслав. Все недоуменно оглядывались: леший их тоже завернул невесть откуда.

– Ну и ну! Богуслав, ты ли это? Вот это спели, на весь лес! – всплеснул руками Боромир.

– Глядите, глядите – бадья! С пивом небось! – разглядел Дементий и слегка пнул ее. – Полная!

«Безобразие да и только», – покачал головой Тарус. Лишь он да Вишена видели, как коротко вспыхнули волшебные изумруды, вспыхнули и медленно погасли.

Богуслав доказывал спутникам, что леший – славный парень, у чародея безудержно разболелась голова, а Славута, заткнув секиру за пояс, глубокомысленно заметил: