Рубины хозяина Ко

— Поди сюда, отрок, — поманил его Тарус; мальчишка охотно подбежал. Лицо его было помятым и заспанным.

— Видел ли кинжал с рубинами? Отвечай!

Яр встрепенулся:

— Длинный такой? Видел! Я его ночью у чужого костра подобрал.

Тарус насупил брови. Вишена, стоя на коленях у своей сумы, полуобернулся и тоже вслушался.

— Я его давно приметил, еще как у столба стоял. Только Омут явился, я его и схватил.

— Где приметил? — перебил Тарус.

— У огня, — пожал плечами Яр, — прямо у огня. — А что?

Чародей промолчал, а Вишена медленно отвернулся и запихнул меч поглубже в суму.

— Хороший кинжал, — вздохнул Яр, — жаль, остался на той поляне. Знаете, — добавил он проникновенно, — в руке как влитой сидел, будто коготь.

Проснулся и Омут. Покряхтывая и покашливая, он устроился у костра, не проронив ни слова. Не зря его прозвали Молчуном. Вчерашний рассказ был редким случаем, когда слышался его густой неторопливый говор.

Вишена вернулся к огню.

— А Славута где?

Тарус, вновь застывший с протянутыми к пламени руками, указал на чащу:

— Охотится.

Припасы у них и впрямь иссякли, никто ведь не рассчитывал отрываться от дружины надолго. Но утрата коней спутала все планы. Они потеряли уже два дня, а до Кухты оставалось еще не меньше дня ходу. Боромир уже разволновался, поди…

Вскоре вернулся Славута, добывший двух тощих, еще не отъевшихся зайцев. С луком и стрелами дрегович управлялся не хуже, чем со своей секирой.

В путь двинулись часа через два.

— Все у нас не по-людски, — ворчал Славута, — днем спим, на ночь глядя в дорогу пускаемся. Ровно нечисть какая…

Тарус укоризненно глянул на него, но смолчал. Вишена цокнул языком.

— Не поминал бы ты нечисть, друже… И так спасу от нее нет, — сума с рубиновым мечом теперь жгла ему спину. Слова чародея не на шутку встревожили.

Славута в ответ только вздохнул.

И опять потянулся навстречу лес; неслышно стелилась под ноги неприметная звериная тропа; трещала вдали вредная белобокая сорока. Яр пристроился рядом с дреговичем и вполголоса что-то у него выпытывал; Омут, погруженный в свои извечные думы, ступал в трех шагах за ними. Вишена шел за Тарусом и все вспоминал прошлую ночь. Волчьи ощущения накрепко врезались в память. То, что можно обернуться волком, воткнув нож в гладкий пень на поляне и перекувырнувшись через него, знал даже ребенок. Но — знал как сказку, ибо каждый мальчишка с замиранием в сердце хоть раз пробовал проделать это. Вишена тоже пробовал. С замиранием в сердце. Сказка оставалась сказкой…

— Тарус-чародей, — встрепенулся Вишена, — это трудно — обернуться волком?

Тот усмехнулся:

— Нет.

— Я думал, что нож, пень, поляна — это только сказки.

— Почему же сказки? — ответил Тарус. — Вчера сказки были? То-то.

— Я же пробовал раньше. Да и многие пробовали. Отчего же ни у кого не выходит, только у тебя? — недоумевал Вишена.

— Оттого что я — чародей, — опять усмехнулся Тарус. — То, что всем известно, это далеко не все. Люди повторяют только то, что видят: нож, пень, поляна. А всякий ли нож сгодится?

Вишена не знал. Это действительно никогда раньше в голову не приходило. Казалось, нож есть нож, чего там, бери и вгоняй в подходящий пень.

Чародей полез за пазуху и подал ему невзрачный, потемневший от времени нож с липкой резной рукояткой. Вишена повертел его в руках и, не разглядев ничего необычного, вернул.

— Ну?

— Запоминай, Вишена. Этим ножом четыре года назад я убил волка. В ночь на Ярилу. Одним ударом, прямо в сердце. И вынул его из раны только на рассвете.

— В ночь на Ярилу… — пробормотал Вишена, — прямо в сердце…

На Ярилу ночь была самой короткой в году. Редко кто спал в это время. Это ночь гаданий, ночь чародейства и волшебства, ночь колдовских заклинаний и нечисти.

— Только в эту ночь? — спросил Вишена, заранее уверенный в ответе.

— Только в эту, — подтвердил Тарус.

— И все?

— Нет, не все. Пень тоже не всякий сгодится. Только гладко спиленный.

Вишена довольно сказал:

— Это я знаю!

— А почему — знаешь? — проворчал неодобрительно Тарус.

Вишена смутился:

— Нет…

— То-то! — Тарус говорил негромко. — Макошь, Мать-сыра земля, дает тебе свою силу. По корням стекается она в пни и лишь на гладких пульсирует ровно и спокойно. Изломы не годятся, долго на них живет крик умирающих деревьев, и Макошь кричит вместе с ними.

Тарус умолк и некоторое время безмолвно шарил взглядом по чащобе. Вишена семенил рядом, нетерпеливо заглядывая ему в лицо.

— А еще что?

— Когда хочешь обернуться волком, — возобновил рассказ чародей, — заходить к пню нужно с юга на север. Человеком — наоборот, с севера на юг. Ну и, конечно, приговор…

— Чудеса, — прошептал Вишена.

— Это еще что, — усмехнулся Тарус, — настоящие чудеса начнутся, если станешь к пню спиной и перекувырнешься назад. Приговор здесь уже другой…

Заклинания Тарус произнести не успел. Идущий впереди Славута поднял руку и замер. Встал, будто на стену наткнулся, Омут; застыл с поднятой ногой Вишена.