«Рубин» прерывает молчание

Я проехал еще несколько десятков метров и увидел в зеркальце, что Мота подает мне какие-то знаки. Я оглянулся. О по-настоящему подходящему месту нечего было и мечтать. Я высмотрел немного сбоку от направления движения два плоских горба, непосредственно соседствующих друг с другом.

Не раздумывая особенно, я свернул в их сторону, и введя машину в мелкое углубление между ними, остановился. Не прошло и полминуты, как что-то слегка ударило в зад вездехода, подтолкнув его на несколько сантиметров. Мота, по всей видимости, был сыт по горло знакомством с местной травой.

— Кто спит первым? — спросил он, свалившись в кресло рядом со мной.

— Чего ты ждешь? Еще несколько часов, — я машинально посмотрел на небо, — и мы будем прощаться с этим очаровательным уголком. Ты уже сонный?

Он покачал головой. Это могло означать, что ему вообще расхотелось спать, если бы такая интерпретация не была явным нонсенсом.

— Мы двинемся около полуночи, — сказал он наконец. — Осталось всего двести пять — десять километров. Ближе чем в пятидесяти и так не оставим имущество. Значит, спешить некуда. Я отосплю свое… с надбавкой!

— Откуда ты знаешь, что как раз двести пятьдесят?

Вместо ответа он только передвинулся в кресле, открывая пульт, за которым сидел.

Его устилали листки пленки, наброски и один цветной прямоугольный лист, в котором я узнал старую карту Третьей.

— Наброски, — пояснил он. — Все сходится. Ни один картограф не сделал бы это лучше… по памяти.

— Посмотрим сначала, как далеко этой памяти хватает. Если они хотели ускорить шутку, то не могли фальсифицировать трассу с первых километров. Мы слишком рано обнаружили бы, что в траве пищит. А в той траве, — я описал рукой широкую дугу, — может многое пищать.

— Пока тихо, — ответил он, — за исключением одного этого места.

Я управился с кубиком концентрата, напоминающего прессованный камыш и движением головы показал на карту.

— Как мы войдем в город?

Он повернулся в прежнюю позицию, заслоняя собой пульт. Минуту он вглядывался в какую-то точку на разрисованном от руки листке пленки, потом вздохнул.

— Умеешь плавать? — спросил он равнодушным тоном.

Я кивнул.

— Умею! А так же нырять, взбираться на скалы и ездить на велосипеде. Знаю дзюдо. Зато не умею летать! Не могу также стать невидимым!

Он поднял голову и искоса посмотрел на меня.

— Думаю, тебе и не понадобится плыть…

— Во всяком случае, мы уже знаем, что я пойду в город, — сказал я. — Согласен! Так и должно быть, но не думаю, что ты должен будешь ждать в пятидесяти километрах. В случае чего, это уменьшит шансы… и речь идет не обо мне. То есть не только обо мне, — поправился я. — Там есть река, правда?

Я наклонился и стал искать место на карте, которое участники второй эмигрантской экспедиции выбрали для основания поселения.

— Даже две… — он провел пальцем вдоль линии, переходящей в большое пятно. Оно обозначало море или скорее большое бессточное озеро. Недалеко от устья река образовывала вилку, охватывая небольшой клочок суши. В этой дельте располагался Город.

— Всегда одно и тоже, — сказал я. — От первого городища, заложенного на каких-то болотах, через поселения на сваях, да замков и крепостей, прицепившихся к каким-то «орлиным гнездам». Если бы это я должен был построить поселение, до которого никого не хотел бы допустить из тех, кому этого захочется, я выбрал бы что-нибудь этакое… — я оглядел окрестности. — И даже нет, — продолжал я. — Должно быть более плоско. Идеально плоско. Вода затрудняет доступ, но создает и нежелательные возможности ловкачей, оснащенным, скажем скафандрами. В горах легко найти укрытие, ущелье, хотя бы скальную расселину и подойти так, чтобы даже птицу не вспугнуть. А на равнине? Разве что под землей… — Я замолчал. У меня появилась одна мысль.

— Если бы применить крота… — пробормотал я.

— Значит, можно под землей?

— Нельзя, — ответил я сам себе. Они должны быть начеку… не перед нами, конечно же, но перед собственными соседями, не лишенными темперамента, если судить по тем, которые сейчас развлекают Фроса рассказами о путешествиях во времени. Кроты применяются сотни лет. Наверняка о них не забыли. Но по этим рекам ведь время от времени что-нибудь плывет? Какие-нибудь деревья, ветки… ведь они должны иметь лодки…

…парусные, — прорычал Мота. — Вроде бы у них много парусных лодок. Такое хобби!

— Прекрасное хобби, — сказал я с удовольствием. — Особенно для кого-то, кто в белый день, лежа брюхом вверх на борту и насвистывая старое танго, позволил бы ветру нести себя прямо к пристани.

— Не обязательно день, — буркнул Мота, — на воде приятнее всего бывает вечерами.

— Ты прав. Да, это мысль!

— Вот именно. Как раз по этому я пришел к выводу, что ты не должен будешь плыть.

— Ничего. Я забыл тебе сказать, что полжизни провел под парусом…

— Я сразу догадался, — заметил он. — Как только как следует подует, ты дичаешь. Я заметил это во время последней бури…

— Или ты идешь спать, — проворчал я, — или я возвращаюсь в вездеход!

— Не возвращайся, — сказал он с ноткой сожаления в голосе. — Разбуди меня на закате. Мы поужинаем и снова поговорим немного…

7.