— Нам с супругой необходимо почистить обувь. Вы можете позаботиться об этом?
Рубин взглянула под стол на носки своих грязных сапог и быстро подобрала ноги.
— Конечно! Я подожду в коридоре, — инайка кивнула, заманчиво улыбнулась и вышла.
— Что эта девица себе позволяет? — возмутилась Рубин.
— Работа у нее такая, — объяснил Ордерион, присаживаясь на кровать и стягивая сапоги. — Не будет улыбаться — не получит вознаграждение.
— Ты прекрасно понял, что я не об улыбках говорю!
— О ней мои знакомые хорошо отзывались, — Ордерион напрочь игнорировал возмущенный тон принцессы.
— Ну так иди! — взмахнула рукой разъяренная Рубин. — Чисть с ней свои сапоги!
— Я с тобой хочу сапоги чистить, а не с ней, — он искоса взглянул на нее.
Рубин его слова польстили, и она горделиво выпрямила спину, пытаясь скрыть улыбку.
— Ты разуваться собираешься? — принц встал.
— Нет, свои сапоги я лишь бы кому в чистку не сдам. Слишком дорого они мне обошлись.
— Будешь в грязных ходить? — удивился Ордерион.
— Подумаешь, — она пожала плечами. — До Белого замка день пути остался. Уж там, я уверена, найдется мастер, которому я смогу их доверить.
Ордерион ничего не сказал. Открыл дверь и вручил грязную обувь инайке прямо в руки.
Поели они быстро и молча. Девица вернулась спустя минут двадцать и забрала посуду.
— Вещи для деры уже привезли, — сообщила она. — Могу я их занести сюда?
— Конечно, — кивнул Ордерион и улыбнулся ей в ответ.
Рубин облокотилась о стол и подперла голову руками.
— Они знают, что ты мне не жена, — подсказал Ордерион. — На нас нет брачных амулетов.
— Может, мы их не носим, — хмыкнула Рубин.
— В Инайе принято их носить постоянно.
— А в Туреме нет.
— В Туреме много чего можно делать из того, чего нельзя позволить себе в Инайе.
— Блудить, например? — Рубин скривилась.
— Блудить можно везде, — усмехнулся Ордерион. — Но в Инайе это более тщательно скрывают, чем в Туреме. В гостевых домах Туремы девушек для развлечений присылают, даже если заселяется пара с брачными амулетами на запястьях. Здесь такие вольности не позволительны. Будь у нас амулеты, эту девушку бы сюда не отправили. Странно, что мошенница, которая явно повидала мир, об этом не знает, — он пристально смотрел на нее.
— Предпочитаю останавливаться у своих знакомых, а не в гостевых домах, — разозлилась Рубин.
— У любовников, например? — произнес он.
Рубин откинулась на спинку стула и сложила руки на груди.
— У тебя тоже есть свое прошлое, — ответила она. — Так что мы квиты, принц.
— Я не позволю тебе иметь любовников, — серьезным тоном озвучил он. — В твоей постели никого, кроме меня, больше не будет. Точно так же, как и в моей больше никого не будет, кроме тебя.
— Считаешь, что если я туремка, то такого понятия как «верность» для меня не существует?
— Это не вопрос понятия, — он отрицательно покачал головой. — В культуре твоего народа измены — это нечто само собой разумеющееся. Особенно среди знати.
Брови Рубин поползли вверх.
— То есть когда двое женатых людей терпеть друг друга не могут, то им всю жизнь свою в несчастье волочить? Извини, но я другого мнения на этот счет. В Туреме распространены договорные браки. Это инайский принц может позволить себе сделать предложение простолюдинке, заверив ее, что король дарует ей титул деры, дабы сделать все официально нейтральным. В Туреме подобный неравный брак невозможен. Отсюда и измены. Тем не менее не стоит думать, что к женщинам, изменяющим мужьям, или вдовам, которые заводят любовников, там какое-то снисходительное отношение. Их все называют «гулящими», точно так же, как и в Инайе, — Рубин потерла знак на своем запястье, изучая рисунок. — Слушай, а эту юни вообще можно снять?
— Зачем тебе ее снимать? — Ордерион пристально смотрел на Рубин.
— Но это же не пожизненная метка! — засмеялась она.
— Ну, руку можешь себе отрубить, — как-то подозрительно тихо произнес он.
— Ты шутишь? — она поморщилась.
— Нет.
— Шутишь, — улыбнулась ему Рубин, стараясь выдать самую очаровательную из своих улыбок.
Принц среагировал. Взгляд стал мягче, голос перестал звенеть металлом:
— Я ее наложил — и только я смогу снять. Или она исчезнет сама, когда я умру.
— А если умру я? — Рубин склонила голову на бок.
— Моя метка останется. Я наложил юни, снять ее может только моя смерть.
Рубин опустила глаза, не в силах больше смотреть на Ордериона.
— А как отличить амулет от юни? — спросила она. — Отметки на коже ведь похожи?
— У юни всегда более сложный рисунок. На юни можно найти символы «заговора» маны, а на амулете их не бывает.
— И как они выглядят, эти символы? — Рубин протянула Ордериону запястье.
Он нежно провел пальцами по метке и погладил странную закорючку, похожую на изогнутую «м». Рубин присмотрелась внимательнее и смогла различить букву «о». И когда нашла завуалированную «я», написанную как будто поверх «м» и «о», резко одернула руку.
— Что это за собственническое клеймо такое? — ее голос кипел негодованием и злостью.
Ордерион молчал, глядя на нее.
— Это не юни сделки! — воскликнула она и подорвалась с места. — Ты пометил меня! Как скот! Как кобылу в загоне!