Руби

– Мы не разрешаем пациентам пользоваться телефоном.

– Не можете ли вы тогда позвонить ему? Если вы только сделаете это, вы поймете, что он не хочет, чтобы я была здесь.

– Сожалею, Руби, но он этого хочет, – сказал доктор Черил и вытащил из папки бланк. – Посмотрите. Вот его подпись.

Я взглянула на строку, которую указывал врач. Там было написано: Пьер Дюма.

– Она ее подделала, я уверена, – быстро заявила я. – Она намерена сказать ему, что я убежала. Пожалуйста, только позвоните ему. Неужели вам трудно?

Доктор поднялся, ничего не говоря.

– У вас до ленча есть немного времени, – наконец начал он. – Познакомьтесь с нашими условиями. Попытайтесь расслабиться. Это поможет нам, когда мы встретимся вновь. – Он открыл дверь. Там меня ожидал санитар. – Отведите ее в комнату отдыха, – распорядился доктор Черил. Санитар кивнул и посмотрел на меня. Очень медленно я встала.

– Когда мой отец узнает, что сделала Дафна и что делаете вы, у вас будет много неприятностей, – пригрозила я. Врач не ответил, и у меня не оставалось другого выбора, как только последовать за санитаром обратно по коридору к комнате отдыха.

– Здравствуйте, меня зовут миссис Уидден, – приветствовала меня у двери дежурная, ей было не больше сорока лет. – Заходите. Я здесь, чтобы помогать вам. Вы хотите заняться чем-то конкретно?.. Может быть, рукоделие?

– Нет, – ответила я.

– Что ж, почему бы вам в таком случае просто не походить здесь и не осмотреться, а вдруг что-то вас привлечет? Тогда я помогу вам, хорошо? – предложила она. Не видя смысла в постоянном выражении протеста, я кивнула и вошла в комнату. Я прохаживалась по ней, осматривая пациентов, некоторые из них поглядывали на меня с любопытством, некоторые будто с гневом, а некоторые, казалось, просто не видели меня. Мое внимание опять привлек тот рыжеволосый мальчик, что сидел и ничего не делал. Он так сидел и сейчас. Однако я заметила, что взглядом он следил за мной. Я подошла к окну, около которого он сидел, и выглянула наружу, мечтая о свободе.

– Переживаешь, что ты здесь? – услышала я и повернулась. Казалось, звуки исходили от него, но парень продолжал сидеть неподвижно, глядя прямо перед собой.

– Вы меня о чем-то спросили? – поинтересовалась я. Мальчик не пошевелился и не сказал ни слова. Я пожала плечами и вновь стала смотреть в окно, но вдруг услышала опять:

– Переживаешь, что попала сюда? Я резко повернулась.

– Простите?

Все еще не двигаясь, он продолжал:

– Я вижу, тебе здесь не нравится?

– Не нравится. Меня похитили и закрыли на ключ, прежде чем я успела сообразить, что происходит, – сказала я. Это вызвало оживление на его лице, такое сильное, что он даже поднял брови. Мальчик медленно повернулся ко мне, причем двигалась только голова, и уставился на меня холодными и равнодушными глазами манекена.

– А как же твои родители? – спросил он.

– Отец не знает, что проделала моя мачеха, я в этом уверена, – заявила я.

– И для чего?

– Простите?

– Как тебе объяснили, почему ты здесь? Понимаешь, в чем твоя проблема?

– Мне бы не хотелось говорить об этом. Это слишком неудобно и даже смешно.

– Паранойя? Шизофрения? Маниакальная депрессия? Тепло или уже горячее?

– Холодно. А ты сам почему здесь? – задала я встречный вопрос.

– Пассивность, – заявил он. – Я неспособен принимать решения или быть ответственным за что-то. Если передо мной возникает проблема, я просто становлюсь недвижим. Я даже не могу решить, что мне делать здесь, – добавил он бесстрастно. – Поэтому я сижу и жду, когда окончится время отдыха.

– А почему ты такой? Я хочу сказать, ты ведь понимаешь, откуда твоя проблема?

– От ненужности, – улыбнулся он. – Моя мать, наверно, как и твоя мачеха, не хотела иметь меня. На восьмом месяце беременности она пыталась сделать аборт, а получилось, что я родился преждевременно. С того момента все и покатилось – паранойя, аутизм, неспособность к обучению, – холодно перечислял он.

– Ты не похож на человека, неспособного к обучению, – возразила я.

– Я не могу учиться в нормальной школе. Не могу отвечать на вопросы, не поднимаю руки, а когда мне дают контрольную работу, просто сижу, уставясь на нее. Но зато читаю, – добавил парень. – Это все, что я делаю. Это безопасно.

Он поднял глаза на меня.

– Все же почему они тебя сюда поместили? Не бойся, ты можешь рассказать мне. Я не передам никому. Но и не обижусь, если ты мне не доверяешь, – быстро добавил он.

Я вздохнула.

– Меня обвиняют в том, что я слишком свободно веду себя в сексуальном плане, – призналась я.

– Нимфомания. Шикарно. У нас здесь нет ничего подобного.

Я не могла не рассмеяться:

– Нет и теперь. Это ложь.

– Все нормально. В этом заведении все лгут. Пациенты лгут друг другу, самим себе и докторам, доктора лгут потому, что заявляют, будто могут помочь нам, но на самом деле не могут. Все, на что они способны, – это держать нас в уверенности, что все хорошо, – горько произнес мальчик. Он вновь поднял на меня глаза цвета ржавчины. – Скажи, как тебя зовут, вообще можешь назвать любое имя.

– Меня зовут Руби. Руби Дюма. Я знаю, что тебя зовут Лайл, но забыла твою фамилию.