Читаем Рубенс полностью

Я получил послание Вашего Превосходительства от 2 июля и, ознакомившись с содержащимися в нем указаниями, спешу доложить, что никаких нарушений приказа с моей стороны не последовало, ибо я с сугубой точностью исполнил инструкции, данные мне Вашим Превосходительством при моем отъезде из Мадрида. Бог тому свидетель, а вместе с Богом и благородные сеньоры, в частности, главный казначей и г-н Коттингтон, что я никогда не выступал перед королем ни с одним предложением, исключая предложение о прекращении военных действий. Однако, как я уже имел честь сообщить Вашему Превосходительству, король специально вызвал меня в Гринвич, где изложил мне условия, о которых я докладывал в своих отчетах от 30 июня и от 2 июля. Я ответил ему, что эти вопросы должны решаться с посланником, на что он возразил мне, что из бумаг, врученных мною Уэстону, он вывел, что я полномочен обсуждать подробности соглашения, информируя о них заинтересованных лиц, и что это позволит выиграть время, необходимое для обмена посланниками. Я ни словом не обмолвился королю, насколько благосклонно будут его предложения приняты в Испании, а лишь поклялся донести их до сведения Вашего Превосходительства, оговорив в качестве непременного условия, что за время, пока будут длиться переговоры с Испанией, он воздержится от любых договоренностей с Францией, направленных против Испании. Действуя таким образом, я всего лишь исполнял предписание Светлейшей инфанты, переданное мне в Дюнкерке специально посланным курьером. Я не мог поступить иначе, учитывая напор, с каким ведет себя здесь французский посланник, вдохновляемый кардиналом Ришелье (подробнее Ваше Превосходительство узнает об этом из прилагаемого ниже документа). Я позволил себе настоять, чтобы отправление в Испанию лица, располагающего всеми полномочиями, свершилось как можно раньше, однако случилось так, что с моим приездом вопрос о назначении подходящего сановника оказался забыт, несмотря на то, что г-н Коттингтон отписал Вашему Превосходительству и сообщил о своем немедленном отъезде. Этому имеется единственное объяснение: здесь слишком опасаются, как бы переговоры не сорвались из-за мирного соглашения с Францией. С помощью г-на Бароцци мне удалось — и г-н Бароцци один знает, каких трудов и какого терпения мне это стоило в самый приезд французского посланника — добиться назначения посланника и точной даты его отбытия, о чем я уведомил Ваше Превосходительство в письме от 2 июля. Король Английский, как я уже неоднократно доносил Вашему Превосходительству, продолжал с настойчивостью требовать от меня ответа на свои предложения, желая получить его до отъезда Коттингтона, и тогда мне пришлось ускорить ход дела под тем предлогом, что мне необходимо письменное заверение, которое я мог бы вручить Вашему Превосходительству. Таким образом я выиграл время, необходимое для ответа, и добился того, что дату отъезда посланника более не переносили. Ваше Превосходительство убедится в этом из писем главного казначея и Коттингтона, третьего дня говорившего мне, что он отправляется морем и предпочитает высадиться не в Ла-Корунье, а в Лиссабоне, имея на то свои причины, о которых он мне также поведал. Он полагает, что путь примерно одинаков как от одного, так и от другого порта, а он уже нанял судно и договорился об условиях. Я тем не менее думаю, что его обязанности, коим несть числа, все-таки задержат его на несколько дней, поскольку во всех делах политического и финансового характера он если и не официально, то фактически играет при дворе первую роль. Поэтому я уверен, что его отъезд может затянуться только из-за его нескончаемых дел, от которых, как утверждает Уэстон, ему не так-то легко отделаться. Так или иначе, но в ближайшие дни все будет решено, и от меня здесь более ничего не зависит. Вместе с тем королю Английскому не может не показаться странным, если в этот промежуток времени ему не сообщат имени лица, которое должно явиться в Англию. Я не думаю, что зря потратил здесь свое время, как не думаю, что злоупотребил данными мне полномочиями. Напротив, я убежден, что послужил нашему Государю королю с усердием и осмотрительностью, которых требовала от меня порученная мне миссия. Призываю Ваше Превосходительство припомнить два пункта из данных мне инструкций, в соответствии с которыми я должен был уверить короля Английского в том, что Его Католическое Величество исполнено той же воли достичь согласия и что «по прибытии в Испанию лица, полномочного вести переговоры, Его Католическое Величество в свою очередь направит такое же лицо в Англию». Полагаю, я в точности исполнил оба эти пункта.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Адмирал Советского Союза
Адмирал Советского Союза

Николай Герасимович Кузнецов – адмирал Флота Советского Союза, один из тех, кому мы обязаны победой в Великой Отечественной войне. В 1939 г., по личному указанию Сталина, 34-летний Кузнецов был назначен народным комиссаром ВМФ СССР. Во время войны он входил в Ставку Верховного Главнокомандования, оперативно и энергично руководил флотом. За свои выдающиеся заслуги Н.Г. Кузнецов получил высшее воинское звание на флоте и стал Героем Советского Союза.В своей книге Н.Г. Кузнецов рассказывает о своем боевом пути начиная от Гражданской войны в Испании до окончательного разгрома гитлеровской Германии и поражения милитаристской Японии. Оборона Ханко, Либавы, Таллина, Одессы, Севастополя, Москвы, Ленинграда, Сталинграда, крупнейшие операции флотов на Севере, Балтике и Черном море – все это есть в книге легендарного советского адмирала. Кроме того, он вспоминает о своих встречах с высшими государственными, партийными и военными руководителями СССР, рассказывает о методах и стиле работы И.В. Сталина, Г.К. Жукова и многих других известных деятелей своего времени.Воспоминания впервые выходят в полном виде, ранее они никогда не издавались под одной обложкой.

Николай Герасимович Кузнецов

Биографии и Мемуары
100 великих гениев
100 великих гениев

Существует много определений гениальности. Например, Ньютон полагал, что гениальность – это терпение мысли, сосредоточенной в известном направлении. Гёте считал, что отличительная черта гениальности – умение духа распознать, что ему на пользу. Кант говорил, что гениальность – это талант изобретения того, чему нельзя научиться. То есть гению дано открыть нечто неведомое. Автор книги Р.К. Баландин попытался дать свое определение гениальности и составить свой рассказ о наиболее прославленных гениях человечества.Принцип классификации в книге простой – персоналии располагаются по роду занятий (особо выделены универсальные гении). Автор рассматривает достижения великих созидателей, прежде всего, в сфере религии, философии, искусства, литературы и науки, то есть в тех областях духа, где наиболее полно проявились их творческие способности. Раздел «Неведомый гений» призван показать, как много замечательных творцов остаются безымянными и как мало нам известно о них.

Рудольф Константинович Баландин

Биографии и Мемуары
100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии