Ртуть и соль

Эд непроизвольно подается назад, теряет равновесие и, едва сдержав крик, выпадает из окна. Секунду он задерживается, зацепившись за что-то ногой, хватается за подоконник, высвобождается и, повиснув на руках, прыгает.

Земля больно бьет по ногам, Сол падает на бок, до крови прикусив губу. Так он лежит несколько секунд, скорчившись от боли и страха, не решаясь открыть глаза. Вокруг мертвенно-тихо.

– Все как Спичка рассказывал, – осторожно раскрыв глаза, шепчет Эдвард. Вокруг никого нет, только слабые блики костра видны из-за угла дома. С опаской взглянув на окно, из которого выпал, Эд с облегчением убеждается, что там никого нет. – Интересно, кто это был? Упырь или привидение? – поднимаясь, ободряет себя Сол. – А, без разницы.

Спичка несколько раз повторил Эду: «Не позволяй им до тебя дотрагиваться! Никому!» В принципе, предупреждение вполне логичное, особенно для человека с современными понятиями о медицине. Эд надел перчатки, повязал на рукава и штанины тесемки, а лицо закрыл своими лабораторными маской и очками – вид получился весьма экстравагантный.

Дорога до церкви занимает минут десять. Мертвый квартал встречает гостя тоскливой какофонией шорохов, стонов и вздохов. Эти звуки уже через пару минут начинают казаться зловещими и потусторонними – разум отчего-то отказывается верить тому, что это просто свист ветра в щелях и скрип ржавых петель. Небо над головой понемногу светлеет – где-то на востоке солнце поднимается над краем горизонта, сперва даруя свои лучи богатым и владетельным.

Ворота церкви распахнуты. Уходя, их, похоже, заколотили, но кто-то сорвал доски и бросил их прямо тут, на ступенях. Внутри можно разглядеть перевернутые скамьи и разбитую кафедру.

Прямо у входа стоит небольшая кожаная сумка, влажная от ночного дождя, с небольшими лужицами в складках. Видно, что оставили ее здесь не только что. Эд подходит, снимает покров. Внутри – нехитрый паек. Сухари, сушеное мясо, три фляги, сухофрукты. Трудно сказать, как давно все это принесли. – В таком состоянии они могли бы лежать тут и месяц. Одно было понятно наверняка – едва ли кто-то принес бы продукты посреди ночи, а значит – это предыдущая партия. И, судя по ее размерам, такого запаса должно хватать не на один день.

Эд выпрямляется, застывшим взглядом буравя створку церковных ворот. Контррельеф на ней изображает сцену жертвоприношения – бородатый старик закалывает ягненка. Изображение раньше украшала бронзовая ковка – теперь о ней напоминали только гнезда креплений.

– Этого треклятого квартала – километр на полтора, – негромко произносит Сол, – пять улиц, два перекрестка, площадь. До вечера можно осмотреть его весь, до последней лачуги.

«Явное преувеличение», – шепчет внутренний голос, на что Эд мысленно советует ему заткнуться. Масштабы поиска – вопрос десятый. Главное, не задумываться над тем, что именно ты ищешь. Сколько дней Алина находится здесь без еды и воды? Три? Пять?

Он подхватывает сумку, вешает ее за спину, сбоку от своего рюкзака. Заколоченный квартал пялится на него пустыми провалами окон. Солу этот взгляд кажется глумливым.

* * *

Семь часов. Семь часов, проведенных в месте, где из живых существ остались только крысы. Даже кошек и собак не встречается – только обглоданные скелеты или вздувшиеся, как бочки, тела. Запекшаяся кровь повсюду – темными дорожками от заколоченных дверей, огромными кляксами на мостовой, заскорузлым настом в подворотнях, среди обрывков мешковины и обглоданных крысами костей. Глядя на это, Сол понимает, почему в других частях города люди выглядят такими запуганными, подавленными. Страх вкупе с невозможностью хоть как-то себя защитить – вот что гнетет их. Каждое утро они вынуждены выходить из дому, отправляясь на фабрики, общаясь с десятками других, подозревая в каждом заболевшего. В приории Святого Остина было три крупных завода: шерстопрядильный, кирпичный и керамический. Три очага заразы – Эд на деньги готов спорить, что среди рабочих было больше всего заболевших.

Как давно люди оставили это место? Трудно сказать. Наверняка бегство шло волнами: сначала уехали самые осторожные и пугливые, потом основная часть – поддавшись панике. Последними уходили самые упрямые – не потому, что боялись болезни, а потому, что жить в безлюдном квартале невозможно. Торговые лавки, колодцы… церкви, в конце концов. Не осталось ничего, что могло бы поддерживать жизнь в этом месте.

Вечер наступил рано – город все еще накрывало густое облако дыма, упорно не желавшее рассеиваться. К ночи дым этот опускался ниже, почти до самых улиц, похожий на туман, едкий и удушливый. Нужно вернуться, где-то переночевать и продолжить поиски завтра – если в этих поисках есть хоть какой-то смысл.

Эд возвращается по Дорфер-стрит, идущей с севера на юг. Ее он осмотрел еще утром, не обнаружив ничего заслуживающего внимания. Тем удивительнее оказалось заметить свет в окнах одного из домов.