Ртуть

— Погоди. Ты перешел Омнамеррин? Пешком? — недоверчиво спросила я. Фишер говорил, что только феи с суицидальными наклонностями пытаются пересечь горы, стоящие на страже между Иррином и Калишем.

— Ага. На это ушло девять дней, и меня чуть не похоронила лавина, но в конце концов я добрался.

— Тебе повезло, что ты не умер. Подожди, а что бы случилось? Если бы ты умер? Что бы случилось с частичкой души, которую отдал тебе Фишер?

— Хороший вопрос. Если я умру первым, частичка души Фишера вернется к нему. Он снова станет целым. Грандиозная вечеринка. Конец. Но если он умрет первым, то будет обречен ждать здесь моей смерти, прежде чем сможет двигаться дальше. Он будет заперт в бестелесном состоянии, не имея возможности прикоснуться ни к чему и ни к кому. Не имея возможности быть услышанным. Вот на какую жертву он пошел, когда решил подарить мне жизнь. Такое случалось и раньше. Мужчина или женщина рода фей, отдавшие часть своей души, умирали первыми, по естественным или неестественным причинам, а тот, кому эта часть была подарена, жил в добром здравии еще две тысячи лет.

— Возьмем, к примеру, Сиршу, королеву лиссианских фей. Ее мать, которая была королевой до нее, спасла ей жизнь, когда она была ребенком. Сто восемьдесят лет спустя ее мать убивают неизвестные, и Сирша восходит на трон. Она молода и красива. Ей нравится быть королевой. Она окружает себя влюбленными мужчинами, которые готовы отдать за нее жизнь, чтобы сохранить в безопасности, и она объявляет, что планирует жить вечно. Она принимает тоники и эликсиры и, по слухам, пьет кровь вампиров, чтобы продлить свое существование. С момента смерти ее матери прошло почти три тысячи лет, а Сирша выглядит не старше тридцати. Тем временем дух ее матери прикован к ней, вынужден наблюдать за миром живых, не имея возможности взаимодействовать с ним. Не имея возможности обрести свой вечный покой…

Лоррет выглядел так, словно у него свело живот. Признаться, мне и самой было немного не по себе. Мысль о том, что кто-то может обречь собственную мать на такое одинокое и ужасное существование, а также на неизбежное безумие, которое обязательно наступит, была для меня непостижимой.

— Фишер говорит, что не беспокоится о том, что с ним будет, если он умрет первым, — сказал Лоррет. — И я тоже не беспокоюсь. По правде говоря, я все равно планирую умереть раньше. Но если судьба решит иначе, и наши лучшие ангелы заберут его первым, я перестану дышать сразу после того, как свой последний вздох сделает Кингфишер. Я лично позабочусь о том, чтобы частичка души, которую он одолжил мне, вернулась к нему. И если судьба сочтет это справедливым, и я сделаю достаточно, чтобы заслужить место рядом с ним, я тихо и счастливо отправлюсь вместе со своим братом куда бы то ни было.

ГЛАВА 25.

БАЛЛАРД

Кингфишер не сказал мне ни слова, когда сопроводил меня в поместье тем вечером. Я слегка покачивалась и почти наверняка говорила невнятно, когда убеждала его, что хочу остаться в лагере, но он не желал меня слушать. Когда он нашел меня в таверне, где я пила с Лорретом, его лицо превратилось в непроницаемую маску. Оно все еще оставалось непроницаемым, когда он убедился, что я благополучно доставлена в его спальню, и еще более непроницаемым, когда он коротко пожелал мне спокойной ночи и ушел.

На следующее утро я проснулась с жуткой головной болью от ощущения, что маленький лисенок лизал мне лицо. Солнце стояло высоко в небе, а Фишер так и не пришел за мной. В тот день он вообще не пришел. Плотно позавтракав, после чего мне стало намного лучше, я провела вторую половину дня, исследуя Калиш, бродя по комнатам и чувствуя себя брошенной и бесполезной. Мне здесь было не место. И хотя поместье было красивым, уютным и чувствовалось, что когда-то его любили, я не могла понять, как Кингфишер вписывается в это место. Оно было построено для семьи. Предполагалось, что по коридорам будут носиться дети, в воздухе будет звучать смех, но в величественном доме царила тягостная тишина, наполняющая меня грустью.

Я представляла, как мать Кингфишера получает письмо от короля, в котором сообщается, что она должна явиться в Зимний дворец со всем своим имуществом, где она выйдет за него замуж, и ей предстоит начать совершенно новую жизнь. Я представляла, как она смотрит на своего темноволосого мальчика и гадает, какая жизнь ждет его при дворе, полном гадюк, за стенами этого убежища.

Я поужинала в спальне Фишера, сидя за его столом, а с наступлением темноты свернулась калачиком в его постели и обнималась с Ониксом, пока не забылась беспокойным сном.

Я забеспокоилась, когда и на следующее утро Фишер не пришел за мной. Вчера я упустила возможность провести три эксперимента, и мне не хотелось пропускать еще три. К середине утра я металась по спальне взад-вперед и так разволновалась, что огненные эльфы перестали заглядывать ко мне, чтобы узнать, не нужно ли чего, и даже Оникс, поворчав на меня, удрал на улицу гоняться за белками по снегу.