Ртуть

– Итак, Даниель, всякий, изучающий историю Королевского общества, заметит, что на каждом заседании мистер Ольденбург зачитывает несколько писем от континентальных учёных, таких как господин Гюйгенс и в последнее время – доктор Лейбниц…

– Я этой фамилии не слышал.

– Услышите – он неутомимый корреспондент, протеже Гюйгенса и последователь пансофизма. В последнее время засыпал нас престранными эпистолами. Вы о нём не слышали, поскольку Ольденбург передаёт его послания мистеру Гуку, мистеру Бойлю, мистеру Барроу и другим в надежде, что кто-нибудь сумеет их хотя бы прочесть, а там, глядишь, и разберётся, чепуха это или нет. Однако я отклонился в сторону. Мистер Ольденбург получает в десять раз больше писем, чем зачитывает, – почему так много?

– Потому что, подобно сердцу, он выталкивает обильную корреспонденцию наружу?

– Совершенно верно. Целые мешки его писем пересекают Ла-Манш – поддерживая циркуляцию, благодаря которой новые европейские идеи достигают наших собраний.

– А теперь, чёрт возьми, король запер его в Тауэре! – воскликнул Даниель, чувствуя, что скатывается на мелодраму – такого рода диалоги были не в его характере.

– Пуская кровь в обход сердца, – сказал Уилкинс без тени смущения. – Я уже чувствую, как Королевское общество застаивается. Спасибо, что принесли телескоп мистера Ньютона. Свежая кровь! Когда мы увидим его на своём заседании?

– Боюсь, что никогда – покуда члены Общества режут собак.

– Так он слабонервен – ненавидит жёсткость?

– По отношению к животным.

– Некоторые члены предлагают брать пациентов из… – Епископ кивнул в сторону Бедлама.

– К этому Исаак отнёсся бы спокойнее, – признал Даниель.

Вышедшая из таверны служанка воспользовалась наступившим молчанием.

– Мистер Гук просит вашего присутствия.

– Слава Богу, – произнёс Уилкинс. – Я боялся, что вы пришли пожаловаться на его приставания.

Посетители «Собаки» отступили к стенам в диспозиции, принимаемой обычно зрителями кабацких драк, – то есть широким кольцом окружили стол, который (как показывала трубка с пузырьком) был теперь совершенно горизонтален и к тому же чист, только посередине лежала капля ртути, другие же, размером с булавочную головку, созвездием рассыпались вокруг. Мистер Гук смотрел на большую каплю – идеально правильный купол – в оптический прибор собственного изготовления. Зажав большим и указательным пальцами ежовую иголку, он подтолкнул невидимо малую капельку к большой, чтобы они слились, снова всмотрелся, затем бесшумно, как воришка, попятился от стола и, отойдя на целую сажень, сказал Уилкинсу:

– Универсальное мерило!

– Что?! Сэр! Вы уверены в своих словах?

– Вы согласитесь, что горизонтальность понятие абсолютное – любой вменяемый человек может получить горизонтальную поверхность.

– Оно есть в философском языке, – ответил епископ Уилкинс, что означало «да».

Вошёл Пепис, как всегда великолепный, и хотел уже потребовать пива, когда заметил торжественную церемонию.

– Подобно тому и ртуть одинакова везде – на любой планете.

– Согласен.

– Как и число два.

– Разумеется.

– Здесь я создал плоскую, гладкую, ровную горизонтальную поверхность. На неё я поместил капельку ртути так, чтобы диаметр капли вдвое превосходил высоту. Кто угодно где угодно может повторить данную последовательность действий; результатом всегда будет капелька ртути точно такого же размера. Соответственно, диаметр капли может служить в философском языке универсальной единицей длины!

Было слышно, как все думают.

Пепис:

– Тогда вы можете сделать сосуд, содержащий определённое число этих единиц в длину, высоту и ширину, наполнить его водой и получить эталон веса.

– Совершенно справедливо, мистер Пепис.

– Из длины и веса можно получить стандартный маятник – период его колебаний даст универсальную меру времени!

– Однако вода образует капли разного размера на разных поверхностях, – заметил епископ Честерский. – Полагаю, ртуть подвержена такого же рода изменчивости.

Гук, недовольно:

– Поверхность можно оговорить: медь, стекло.

– Если сила тяжести меняется с высотой, как это повлияет на размер капли? – спросил Даниель Уотерхауз.

– Проводить измерения на уровне моря, – с лёгкой досадой отвечал Гук.

– Уровень моря зависит от приливов и отливов, – заметил Пепис.

– А как насчёт других планет? – громогласно вопросил Уилкинс.

– Других планет? Мы с этой ещё не разобрались.

– Как сказал наш соотечественник мистер Ольденбург, «Будьте любезны запомнить, что мы вопрошаем всю Вселенную, ибо для того созданы!»

Гук, мрачнее тучи, собрал ртуть в склянку и вышел; через минуту мистер Пепис (глядя через окно в ньютоновский отражательный телескоп) увидел, как тот направляется к Собачьей канавке в обществе потаскухи.

– Впал в очередной приступ меланхолии… мы не увидим его в следующие две недели и будем вынуждены вынести ему порицание, – проворчал Уилкинс.