Ртуть

Тем не менее ему полегчало, когда носильщики свернули от запертых комнат к обители Гука под самым куполом. Вопли помешанных стихли, обратившись в едва различимый гул, а вскоре их и вовсе заглушили весёлые голоса из-за полированной двери. Пепис обежал портшез и распахнул дверь, за которой оказались все: не только Гук, но Христиан Гюйгенс, Исаак Ньютон и его тень Фатио, Роберт Бойль, Джон Локк, Роджер Комсток, Кристофер Рен и ещё человек двадцать – по большей части завсегдатаи Королевского общества, к которым присоединились несколько стариков, таких как Эдмунд Поллинг и Стерлинг Уотерхауз.

Даниеля вынули из портшеза, как заморскую диковину из ящика, и поддержали под локти, чтобы он выслушал троекратное «ура» собравшихся. Роджер Комсток (который, с тех пор как все сдерживающие факторы дали дёру во Францию, день ото дня становился всё более значительным), взобравшись на Гуков стол для шлифовки линз (Гук вскипел, и Рену пришлось удерживать его за полу), призвал собравшихся к молчанию.

– Все мы знаем, как высоко мистер Даниель Уотерхауз ставит алхимию, – начал Роджер. Комизм усугублялся преувеличенной важностью голоса и манер, он обращался, как к парламенту. Когда слушатели отсмеялись, он продолжил так же торжественно: – Алхимия в наше время явила множество чудес и, как заверили меня самые выдающиеся её адепты, в ближайшие годы осуществит цель, к которой алхимики стремились тысячелетиями, подарить нам жизнь беспутную!

Комната взорвалась хохотом, обратившись в истинный Бедлам. Роджер Комсток изобразил на лице величайшее недоумение. Даниель покосился на Исаака: вот уж кто не склонен был смеяться шуткам над алхимией и бессмертием. Однако Исаак улыбался и переглядывался с Фатио.

Роджер поднёс ладонь к уху и внимательно прислушался, потом сделал вид, будто совершенно опешил.

– Что?! Вы говорите, «бессмертную»? – Он с притворным возмущением указал пальцем на Бойля. – Сударь, завтра я пришлю к вам своего поверенного – извольте вернуть деньги назад!

Слушатели совершенно обессилели от хохота – чего Роджер и добивался. Они могли лишь ждать, когда оратор продолжит, что тот и сделал с большой охотой.

– Покамест алхимики явили много чудес поменьше. Те, кто посещает питейные заведения, – во всяком случае, так мне рассказывали, – эмпирически установили, что пьянящие напитки содержат нежелательные примеси. Самая вредная из них – вода, которая, скапливаясь в мочевом пузыре, вынуждает пьющего выходить на холод, ветер и дождь, под осуждающие взгляды друзей и прохожих, дабы опорожнить сказанный пузырь – что в случае нашего почётного гостя занимает до двух недель.

– В своё оправдание могу заметить, что за эти две недели я успеваю протрезветь, – сказал Даниель, – и, вернувшись, обнаруживаю, что вы опорожнили все стаканы.

Роджер Комсток отвечал:

– Истинно. Я отдаю их содержимое нашим собратьям-алхимикам для опытов. Они научились удалять воду из вина и получать чистый дух. Однако речь моя начинает смахивать на отвлечённую проповедь, посему перейдём к вопросам практическим. Джентльмены, прошу погасить все курительные принадлежности! Мы не желаем спалить творение мистера Гука. Здешние обитатели так напугаются, что со страху придут в рассудок! Я держу в руке упомянутый чистый дух, и он способен сжечь всё здание не хуже греческого огня. Опасность не минует, пока наш почётный гость не соблаговолит перелить содержимое стакана в себя. Ваше здоровье, Даниель! Будьте уверены: напиток ударит в голову, но ни единая капля не попадёт в почки!

Под самым центром купола на возвышении установили очень прочное дубовое кресло – подобие трона. Даниель мысленно поблагодарил друзей за предусмотрительность – сидя в кресле, он оказался вровень с остальными и даже чуть выше. В кои-то веки он мог разговаривать, не чувствуя, что на него смотрят сверху вниз. Подушки, подпирающие со всех сторон, позволяли двигать лишь челюстью да рукой, которая держала стакан. Остальные по двое, по трое подходили засвидетельствовать Даниелю своё почтение.