– Ты рассказал мне, кого ты подозреваешь в отравлении Агнессы, если оно имело место быть. Лично я убежден, что Агнесса была отравлена. Но я полагаю, что ты сильно ошибаешься в своих подозрениях.
С этими словами Рене встает, чтобы подлить себе немного вина. Как кстати эта пауза в разговоре – пусть и недолгая! Жак потрясен. Ему очень нужна передышка, чтобы все осмыслить. Несмотря на заявление лекаря на его суде, король Рене считает, что Агнесса была отравлена. Если так, то лекарь должен был обнаружить в ее теле следы яда. Почему же он сказал, что их не было? И если Агнесса была отравлена, то ради чего? Как? Кем? Жак боится услышать ответы Рене. Но он должен узнать все и потому говорит:
– Мой господин, я прошу вас мне все объяснить. Я просто умоляю вас открыть мне все, что вы знаете и что вы думаете. Вы, должно быть, считаете, что я сейчас в безопасности, и мои испытания закончились. Но я провел многие месяцы в страхе и в жутких условиях, пытаясь рассуждать сам с собою. Почему мой король, которому я был всегда предан и для которого я так много сделал, отказался от меня таким страшным образом? Почему он не защитил меня от обвинения? Ведь он наверняка знал, что оно ложное, и прекрасно понимал, что оно может стоить мне жизни, признай судьи меня виновным? И вот теперь, сир, вы говорите мне, что Агнесса, которую король действительно любил – а я в этом не сомневаюсь – была на самом деле отравлена. Но ведь без ведома Карла?
Задумчиво пережевывая мясо со второй куриной ножки, король Рене выдерживает паузу, а потом говорит:
– Хорошо! Жак, мы с тобой дружим уже давно и доверяем друг другу. Поэтому я поделюсь с тобой своими соображениями. Но должен тебя предупредить: доказательств у меня нет и, возможно, тебе не понравится то, что я скажу.
Наполнив их кубки, Рене садится напротив Жака так, что их колени почти соприкасаются, и медленно выговаривает:
– Я думаю, что обуревавшее короля желание отомстить заметил некто из его ближайшего окружения. Со смертью Агнессы Карл оказался во власти навязчивой потребности обвинить кого-нибудь в отнятии у него самого ценного, что было в его жизни. Обвинить в этом Бога он никогда бы не посмел. Но обвинять других – это в его характере. Он с детства привык возлагать всю вину за свои собственные промахи и беды на кого-то еще. И вот эту клокотавшую внутри короля ярость заметил кто-то из его приближенных. И этот человек понял, что сможет обратить снедающую короля злобу на пользу монархии и многим лицам при дворе. Ярость короля подспудно распаляли и его зависть к твоему богатству, и бремя скопившихся долгов – не считая потребности утолять алчность его новой фаворитки. Я думаю, что выход из этого отчаянного положения подсказал Карлу кто-то из его близкого круга, и допускаю, что король, возможно, поначалу даже не осознал до конца всех последствий. Двоих же придворных, выступивших с обвинением против тебя, просто подговорили это сделать – за хорошую плату, конечно, я в этом уверен.
Замешательство Жака только усиливается.
– Но, если моим обвинителям заплатили, они ведь могли раскрыть имя этого подкупателя на своем судилище – чтобы им смягчили наказание? – спрашивает он с нарастающей тревогой.
– А что, если они не знали, кто им заплатил? Что, если они получили анонимные письма с деньгами и заверениями в том, что они получат еще больше, если выполнят все предписания, содержавшиеся в этих письмах? Прости меня, мой дорогой Жак, – я вижу, что утомляю тебя. Отдохни немного, а я пока схожу в гавань переговорить с моим капитаном. Нам нужно кое-что с ним уладить. Мы продолжим наш разговор, когда я вернусь.
Однако вернуться к прерванному разговору вечером у них не получается. У Рене собираются старые друзья Жака, и под прекрасные мелодии в исполнении музыкантов, приглашенных Рене на радость Жаку, их общение затягивается до поздней ночи. К тому моменту, как гости расходятся, Рене с женой Жанной уже удаляется в свою опочивальню.
Прежде чем король и купец снова получают возможность уединиться и продолжить разговор, проходит целых два дня. И эти два дня Жак проводит в полном смятении – мысли путаются и скачут у него в голове, не давая покоя. Кто мог нашептать королю его имя? Кто внушил Карлу мысль, что именно он, Жак Кер, причастен к смерти своей дорогой подруги и лучшей покупательницы – пожалуй, единственного человека при дворе, видеть которого ему всегда было в радость? Общество Агнессы доставляло купцу неподдельное удовольствие, а чистота души служила ярким свидетельством ее искренней любви к королю. Кое-кто при дворе даже сплетничал, будто бы он тоже был влюблен в Повелительницу красоты. До Жака доходили эти слухи. Да и не только до него – даже Марсэ его поддразнивала, хотя она отлично знала, что их взаимную привязанность питало лишь обоюдное желание помочь королю – из любви к нему в случае Агнессы и в основном ради дела в случае купца. Жак помогал тем, кто нуждался и заслуживал его благотворительной помощи – а Карл VII к таковым не относился!