Ртуть

Я съедаю немного хлеба и беру с его рук кусочек мяса. А потом приподнимаю шарф, которым завязаны мои глаза. Пусть и слабо, но я вижу! Однако Жан настаивает, чтобы я подольше не снимал повязку – глаза должны привыкнуть к свету постепенно. Он понимает, что от непривычной нагрузки мои мышцы непременно заноют, и предлагает мне натереть ноги мазью, которую он предусмотрительно взял с собой, чтобы облегчить мне боль. Я послушно позволяю ему это сделать.

– Дядюшка, мой добрый дядюшка! Прости, что я не смог вызволить тебя раньше. Так много всего нужно было устроить. Нам надобно избежать встречи с людьми короля, ведь твое исчезновение скоро заметят. Его не утаить никакими деньгами! С помощью твоих сыновей в Церкви и твоих многочисленных друзей среди священнослужителей я подготовил несколько безопасных местечек – монастырей, приоратов и аббатств, где ты найдешь надежное прибежище. На это потребовалось время. Мне нужно было убедиться в том, что люди, которых я привлекаю для этого, не подведут и не выдадут нас. Ведь и у Божьих людей есть своя цена, – с кривой усмешкой признается Жан.

– Мой ненаглядный племянник, мой добрый Жан! Не думай, будто я не понимаю, каких усилий тебе стоило мое освобождение, – спешу заверить я Жана. – С тех пор, как несколько недель тому назад ты сообщил мне о своих планах, я постоянно упражнялся в темнице, стараясь подготовить тело к предстоящему испытанию. Я не настолько слаб, как может показаться. Да и мои глаза потихоньку начинают снова видеть. А осознание того, что я уже не в той жуткой темнице, а на свободе, придает мне сил даже больше, чем могло бы придать мое богатое воображение! – говорю я и смеюсь, впервые с момента ареста.

Жан очень трогателен в своей заботе обо мне.

– Если бы только мы могли ехать тише! – восклицает он. – Но рисковать нельзя. Иначе люди короля догонят нас и схватят.

Нам и правда предстоит тяжелый долгий путь, но свобода стоит любых трудностей и болевых ощущений.

На первый ночлег мы остановились у добрых монахов холодного гранитного аббатства Сен-Савен, к югу от Пуату. Они ожидали нашего прибытия и угостили нас теплым супом. А затем принесли нам горячую воду, и Жан помог мне – впервые с момента ареста – обтереть тело теплым влажным полотенцем. Кроме того, монахи припасли для меня живительные настойки; они сразу принесли облегчение моим разболевшимся конечностям. И сон одолел меня еще до того, как монахи закончили свои процедуры. А утром, еще до восхода солнца, тепло попрощавшись с братией и пополнив запасы еды и питья, мы продолжили путь. Наш отряд состоит из двенадцати человек – Жана и еще двух моих преданных бывших работников и восьми крепких воинов для охраны, отобранных самим королем Рене из его войска в Анжу.

– Будь наш отряд больше числом, мы бы привлекали ненужное внимание, – поясняет мне Жан.

Наш путь лежит от одной святой обители к другой – такой маршрут разработали мои верные друзья. И, пока мы едем, я про себя молю Господа, чтобы они не обманулись в своих расчетах и надеждах. Ведь на нашем долгом и рискованном пути в Прованс нас в любом месте могут подстерегать обман и вероломство.

Наша следующая цель – Сен-Марсьяль, аббатство святого Марциала близ Лиможа. Там у меня есть двое добрых знакомых. А в соборе этого бенедиктинского монастыря служит каноником мой второй сын. Анри встречает нас у самых ворот. Я радостно обнимаю его. Нам не нужно слов – за нас говорят наши глаза. За обильной трапезой аббат рассказывает нам о трудностях, с которыми довелось столкнуться обители в годы бесконечной войны. Но я с трудом заставляю себя слушать его, а, выпив кубок их превосходного ликера, я засыпаю мертвецким сном. И снова мы просыпаемся на рассвете и, простившись с нашими гостеприимными хозяевами, на свежих лошадях продолжаем путь.

Я становлюсь все крепче – я чувствую это, несмотря на то, что меня еще быстро одолевает усталость, а мышцы гудят и ноют. Я – марионетка, я передвигаюсь как кукла, ставя одну ногу перед другой. Мы направляемся в Каор, к местному епископу, которого нам порекомендовал мой сын Жан, лишенный после моего ареста сана архиепископа Буржского. На следующее утро мы снова в седле и едем в Тулузу. Наконец-то ко мне вернулось зрение, и я явственно различаю большую колокольню аббатства, сверкающую впереди, в нескольких километрах от нас, в лучах заходящего солнца. На место мы прибываем уже ночью. И снова – добрые монахи, снова – радушный прием и поддержка. В аббатстве нас уже поджидают наши разведчики с тревожными сообщениями, понуждающими нас поторопиться – с каждым днем люди короля нагоняют нас все больше.