Рост слегка недоверчиво покосился на Сонечку, которая тут всем заправляла, и хмыкнул. Такая девчоночья тяга к чистоте его немного умилила. Примерно то же самое мнение обуревало и Кима, который не очень громко, но отчетливо буркнул:
— Сонь, ты бы еще сюда вязаные коврики постелила и картинки из журналов по стенам расклеила.
Соня немного недоверчиво воззрилась на Кима, потом так же негромко ответила:
— Ты не понимаешь, парень.
— Чего я не понимаю?
Не ответив и гордо тряхнув хвостом, в который были собраны ее волосы, Сонечка повернулась к тому новообразованию, которое они вместе с начальством рассматривали прошлый раз.
— Все-таки хотелось бы понять, что это такое? — предложил поделиться мнениями Пестель. Он стоял чуть поодаль, его голос прозвучал очень звонко и с эхом.
— Я, — Сонечка помялась, но положение хозяйки взяло вверх, она еще раз мельком окинула Ростика взглядом, как бы проверяя, позволено ли ей будет говорить в его присутствии, потому что именно он обычно разбирался в сложных ситуациях лучше всех, и выдохнула: — Мы решили, что это... как бы яйцо, из которого нечто вылупляется.
— Вот как? — не слишком определенно отозвалась Лада, но с явной поддержкой Сонечке.
— Эта штука ломается, как яйцо, — продолжила Сонечка. — Вот трещина, вот и вот.
Трещины действительно разбили «скорлупу» огромного овала, но что из него могло вылупляться нечто, в принципе требовало доказательств.
— Не слишком ли оно, то есть яйцо, — снова продемонстрировал скептицизм Пестель, — великовато для яйца? Это какого же размера должно быть?..
И он, вдруг вытащив из кармана небольшой блокнот и огрызок карандаша, принялся что-то вычислять. Рост покосился на него с неодобрением. Бумага и карандаши были редкостью теперь в Боловске, их следовало бы экономить, проделать простые умножения-вычисления можно было бы и на песке палочкой, в крайнем случае — пальцем. Правда, усилиями бакумурской части местного гарнизона песка или пыли тут теперь не наблюдалось.
— Понятно, — кивнула Лада. — Ты попросту устроила тут родильное отделение.
Такого определения, хотя оно было необыкновенно точным, Сонечка не ожидала и отвернулась теперь уже от всех. Кажется, несмотря на возраст, опыт и солидное положение даже в боловской иерархии, она побаивалась, что над ней будут смеяться. Какая-то она слишком чувствительная сделалась, решил Ростик.
Впрочем, замечать всякие такие вот нюансы было сейчас не время. Это у него получалось автоматически, а думать все-таки следовало о другом. О том, что должно было из этого... яйца получиться.
— Я против того, чтобы эту штуку считать яйцом, — сказал он неожиданно для всех, Лада даже слегка дрогнула.
— Почему? — спросил Пестель и шагнул поближе.
— Яйцо, или зерно, или что-то подобное всегда имеет достаточно возможностей для саморазвития. Уж не знаю, как это у них происходит, но их можно переносить, к тому же им необходима благоприятная среда и все такое. А это... — Он повертел пальцами в воздухе, пробуя найти подходящее слово. — Это скорее следует назвать автоклавом, так кажется, в биологии всякие пробирки для гомункулов называются?
— Называются, — подтвердил Пестель. — Только что же это за гомункулус, если принять во внимание объем автоклава? У меня получилось, что оно... То, что оттуда выползет, если выползет, может весить тонн семь, и рост у него будет... соответствующий, если принять, что оно будет смахивать на человека.
— Может, вызвать сюда стрелков? — спросила Лада.
— Нет, — резковато отозвалась Сонечка. — Мне кажется, ничего лишнего тут быть не должно.
— А когда оно, собственно, собирается вылезти? — зевнул Ким. — Ждать — дело неплохое, но слишком долго тут болтаться — глупо.
— Я не знаю точно, — зачастил вдруг Ромка, явственно опасаясь, что его прервут и не дадут договорить, — но мы вглядывались в это... яйцо, или в автоклав, если снизу через пол действительно подведены всякие питающие трубки... — Он сбился, слегка покраснел, но это же позволило ему и мобилизоваться. Он даже головой чуть дернул. Рост узнал этот жест, он и сам так делал, когда волновался. — И вот что нам показалось, его рождение... или вылупление, можно стимулировать.
— Во-первых, кому это — нам? — спросил Ким.
И откуда-то сбоку, из-за угла, совершенно не освещенного солнечными отражателями, вдруг выступил Витек Кошеваров, сын Раи Кошеваровой и, буквально с пеленок, Ромкин друг. За ним еще более неясно проявилась фигура Ефрема, сына Сонечки от ее первого мужа — Бойца, которого Рост никогда не мог забыть. Поднапрягшись, Ростик почему-то вспомнил, что Сонечка, да и многие другие, величали его детским прозвищем — Фрема. Или Фремом, но сейчас это было неважно.
— И мне, — на всякий случай добавила Сонечка. Вероятно, чтобы поддержать этих вот пацанов.
— А во-вторых, — продолжил Ким, — поясни, пожалуйста, как это — стимулировать?
— Нужно ему показать, что мы рады будем, если он появится, — тихо отозвался Ромка.
— Ты что же, считаешь, что оно, как Рост говорит, нас читает? — спросила Лада.