Рожден быть опасным

Я поднялся с дивана и доплелся до ТЭФ-холодильника. Выбрав в меню две бутылки темного «Гессера», я отправил заказ и, открыв дверцу, обнаружил заиндевевшие бутылки в верхнем секторе. Подхватив холодное пиво, я вернулся в зал, откуда доносились слова новостной ленты.

Я сел возле Крысобоя и протянул ему пиво. Свинтив крышку, я сделал глубокий глоток.

– Сегодня в восемь часов вечера по Гринвичу… – На плазменной панели возникло лицо моложавого мужчины, сошедшего с полотен Магритта, – в городах Дублин, Неаполь и Москва произошли террористические акты. Разрушены около сорока зданий в каждом городе. Общее число жертв сводится к двум тысячам человек. Террористические акты были произведены через ТЭФ-магазины, которые захватили террористы. Единовременно по разным адресам, загруженным в клиентскую базу магазинов, были разосланы активированные взрывные устройства. Террористы в ходе антитеррористической операции были уничтожены. Ответственность за взрывы взяла на себя исламская радикальная группа «Первоземельцы».

– Не хило, – прокомментировал услышанное Крысобой. – Этих «первоземельцев» всех надо в вакуум. Сволочи!

– Внимание! – лицо диктора приобрело бледные оттенки, а взгляд наполнился ужасом. – Только что поступило сообщение, что здание Всемирной Библиотеки, где проходил Всепланетарный Конгресс Писателей-Фантастов, захвачено террористами, причисляемыми к радикальной исламской группе «Первоземельцы». Среди заложников находится весь литературный цвет современного общества.

На плазменной панели стали раскладываться фотографии, словно карты в пасьянсе.

– На ВКПФ слетелись писатели со всей Земли и планет Земной Федерации. В заложниках оказались…

Диктор зачитывал фамилии известных писателей, будто озвучивал приговор. С каменным лицом и траурным голосом.

– …также среди заложников оказался Академик Литературы и Фантастики, прижизненный классик, Болеслав Сарматский.

– Сын! – на одном выдохе изрек Крысобой, нагнулся ближе к экрану и впился взглядом в пасьянс из фотографий.

– Кто сын? Сарматский? Чей? – не понял я.

– Нет. Не Сарматский. Шоммер.

Крысобой ткнул толстым пальцем в фотографию мужчины средних лет в правом верхнем углу панели.

– Исайя Шоммер. Мой сын там. Среди заложников…

– Я должен быть там.

Крысобой ребром ладони отбил горлышко бутылки. Поползла пена. Он припал к рваному краю и, утолив жажду, продолжил:

– Я обязан быть там. Где мой сын. Там. С ним.

– Что это тебе даст? – осторожно возразил я. – Тебя не допустят в здание. Тебя не допустят к участию в операции… Зачем?

– Я должен!

Крысобой вскочил, выключил плазменную панель и перепрыгнул через диван.

– Ты пойми, Русс, я был все эти годы далек от сына, но хотел быть с ним. Я не мог. У меня есть шанс. Если я не сумею помочь, то хотя бы поприсутствую. Буду рядом.

– И в это время Ренату убьют? – выдал я свой контраргумент.

– Или убьют моего сына?! – прокричал Марк.

– Хорошая дилемма, – я закрыл глаза. – На одной чаше весов твой сын, на другой Рената. Ты жертвуешь Ренатой.

– Жертвую. Твою мать! Жертвую! А как бы ты поступил на моем месте?!

– Не порол бы горячку!

Я смерил Марка суровым беспощадным взглядом.

– Вот что бы я сделал на твоем месте. Не порол бы горячку. Там лучшие… – я усмехнулся, – почти самые лучшие специалисты по силовым операциям. Они справятся и без твоего присутствия.

– Ты думаешь, брат, я этого не понимаю.

Крысобой обмяк и неловко опустился на пол.

– Я все отлично понимаю. Но я жил с мыслью о сыне, знал, что он жив, и мне было хорошо. Теперь же, когда я убедился в том, что он близок к гибели, я не могу оставаться вдалеке.

– Давай лучше помозгуем, что мы сможем сделать, – предложил я.

– А что сможем? Что сможем?.. Ни хрена не сможем. Это тебе не шоу и не вольная охота.

– Какой-то ты пессимист, – заметил я, припадая к бутылке пива.

– Знаешь, оптимист тот, кто считает, что жизнь прекрасна, а пессимист опасается, что так оно и есть, – изрек Крысобой.

– Оригинальная мысль, – оценил я.

– Только не моя. Ее еще лет триста назад сочинили.

– А если мы вот так сделаем… – размышлял я. – Во-первых, нужно дождаться утра. Утром потолкуем с Гоевином, узнаем, что нового. Нашли ли Музыкантскую. Если да, то, соответственно, у нас и руки свободны. Если нет, то… надо с Себастьяном договориться, чтобы поиски продолжались, а мы пока съездим в Библиотеку, узнаем, как там дела обстоят. Кстати, а где эта Библиотека находится?

– Не знаю. Через поисковик выясним, – рассеянно ответил Крысобой. – Только что это нам даст. Бандюков все равно не порешить.

– Погоди, еще не вечер, – едва слышно сказал я.

Я видел только один выход, при котором меня и Марка могли задействовать в антитеррористической операции, но душа протестовала против этого шага. Чтобы освободить здание Всемирной Библиотеки, мне нужно воскреснуть, признать себя живым и выйти на контакт со спецслужбами, но для меня это означало гибель. Вряд ли спецслужбы выпустят меня целым и невредимым из ловушки, в которую я сунусь сам. А вся моя сущность протестовала против такого способа самоубийства.