Роза и семь братьев

Не успела Роза начать плакать, как тишину комнаты нарушил некий звук, заставивший ее навострить уши. Пела птичка, однако, несомненно, очень одаренная, так как тихое щебетание сменилось задорным свистом, затем трелью, потом птица заворковала, затем чирикнула и наконец издала последовательность нот, похожую на хохот. Роза тоже рассмеялась и, позабыв о горестях, вскочила на ноги, взволнованно воскликнув:

– Это же пересмешник! Где он?

Она бегом спустилась в холл и выглянула в обе двери, но кроме потрепанной курицы под лопухом ни одного пернатого во дворе не наблюдалось. Роза снова прислушалась: пение, кажется, доносилось из дома. Подстегиваемая азартом охотника, Роза пошла вслед за переменчивой песнью и оказалась у посудной кладовой.

– Кладовая? Как странно! – воскликнула Роза.

В кладовой никаких птиц не оказалось, кроме целующихся ласточек на сервизе из кантонского фарфора, расставленного на полках.

Вдруг лицо Розы просветлело, она отодвинула створку окошка и заглянула в кухню. Пение внезапно оборвалось, девочка в голубом переднике чистила камин, а больше никого в кухне не было. Роза какое-то время разглядывала девочку, затем спросила:

– Ты слышала пересмешника?

– Это скорее птичка-фиби! – хитро блеснув черными глазами, ответила девочка.

– Куда она делась?

– Она здесь!

– Где?

– В моем горле. Хотите еще послушать?

– Еще как! Я сейчас!

И Роза вместо того, чтобы обойти и воспользоваться дверью, вылезла прямо через окошко на широкую полку со стороны кухни – так ей не терпелось.

Девочка вытерла руки, встала на сухом островке каминного коврика среди мыльных пузырей, и из ее тоненького горлышка полилось ласточкино щебетанье, воробьиное посвистывание, клич голубой сойки, пение дрозда, воркование лесной горлицы и многие другие знакомые Розе звуки, а завершилось представление, как и ранее, мелодичными переливами, какие издает рисовая птичка, порхая над зеленой лужайкой погожим июньским деньком.

От изумления Роза чуть не свалилась со своего насеста и, когда концерт закончился, радостно захлопала в ладоши.

– Это было чудесно! Кто тебя научил?

– Птицы, – улыбнулась девочка и вернулась к работе.

– Волшебно! Я тоже умею петь, но с тобой мне точно не сравниться! Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?

– Фиби Мур.

– Вот кто настоящая птичка-фиби! – рассмеялась Роза.

Затем с интересом посмотрела, как стекают по кирпичам мыльные разводы, и добавила:

– А можно я посмотрю, как ты моешь? Мне скучно одной в гостиной.

– Смотрите, если хотите! – разрешила Фиби и под восхищенным взглядом Розы ловко отжала тряпку.

– Должно быть, весело мылить и поливать водой, – заметила Роза, зачарованно наблюдая за новым для нее занятием. – Вот бы попробовать, да только тетушка вряд ли разрешит…

– Устанете, да и платье запачкаете – лучше уж посмотрите со стороны!

– Ты здорово помогаешь маме, верно?

– У меня нет родных.

– Тогда где ты живешь?

– Здесь буду, если оставят… Дебби ищет помощницу, меня взяли на неделю – попробовать.

– Хоть бы ты осталась, мне было бы веселей! – воскликнула Роза, она очень прониклась к девочке, которая пела, как птица, и работала, как взрослая женщина.

– Надеюсь! Мне ведь уже пятнадцать, пора зарабатывать. А вы надолго приехали? – спросила Фиби, удивленно поглядывая на гостью и гадая – о чем грустить девочке в шелковом платье, переднике с изящными оборочками и бархатной лентой в волосах?

– Да, я жду приезда дяди. Он теперь мой опекун, и я пока не знаю, что он насчет меня решит. А у тебя есть опекун?

– Боже правый! Конечно нет! Меня подбросили на порог работного дома совсем малюткой, а мисс Роджерс меня пожалела – там я и жила. Но она умерла, и теперь я сама по себе.

– Как интересно! Совсем как Арабелла Монгомери в «Цыганской дочери». Милейшая история! Ты читала? – спросила Роза, которая обожала книги о найденышах и читала их в большом количестве.

– У меня нет книг, в свободное время я обычно бегу в лес – это развлечение получше книжек, – ответила Фиби (она уже покончила с мытьем печи и перешла к следующему заданию).

Роза смотрела, как ее новая знакомая достает большую кастрюлю нелущеной фасоли, и думала – каково это только работать и не иметь времени на игры.

Фиби, вероятно, решила, что теперь ее очередь задавать вопросы, и сказала с легкой завистью в голосе:

– А вы, наверное, много учились?

– О да! Я провела в пансионе почти год и чуть не умерла, столько было уроков! Сделаешь одно задание, мисс Паэур дает еще несколько – я была ужасно несчастна, все глаза выплакала! Вот папа никогда не задавал слишком сложных уроков и был терпелив, у него мне нравилось учиться. Мы с папой очень любили друг друга, нам было хорошо вместе. А теперь он умер, а я совсем одна…

Когда Роза пыталась заплакать в гостиной, у нее ни слезинки не вытекло, а теперь два ручья полились по щекам, говоря о любви и горе лучше, чем любые слова.