Rowan Jan
Rotten Heart
Гнилое сердце
Предисловие
Матушка назвала его Робертом, но имя это за ним не закрепилось. Каждый, кто хоть раз соприкасался с этим человеком, называл его Крысой, и причиной появления этого прозвища стала далеко не внешность, хотя и она говорила в пользу прозвища. Пустые, серые и холодные глаза украшали лицо, которое вы никогда не запомните, какой бы хорошей не была у вас память. Дело в том, что запоминать-то попросту нечего: гладкая бледная кожа, средних размеров нос и тонкие губы, темные брови и короткие, торчащие в разные стороны волосы почти серого цвета. Пожалуй, единственной запоминающейся деталью была серебряная и увесистая серьга в ухе Роберта. Но, как уже было сказано, далеко не внешность послужила причиной появления столь мерзкого прозвища. Есть ли в крысе благородство? Увы, нет. Есть ли в этом зверьке отвага? Спорный вопрос, но скорее всего, она так же отсутствует. Если взять любое хорошее из известных качеств, то ничего и рядом стоящего в Роберте не водилось. Крыса был готов перерезать глотку ребенку, если ему за это заплатят, но что выделяло его из числа прочих наемников, так это отсутствие всяческого страха перед нечистью, издревле наводнявшей леса и болота Туманных островов.
Именно в этой медленно загнивающей дыре четыре года назад появился человек, которого, мягко говоря, не любили, но и с голода умереть не давали; более того, человек этот жил и здравствовал сытнее и богаче любого мелкого купца.
Мерзкая, промозглая осень, пришедшая на Туманные острова и сменившая собой холодное лето в своей затянувшейся скорби топила Южное герцогство ледяными слезами.
Темное небо с почти фиолетовыми облаками походило на чирей, проколотый повидавшей виды иглой молчаливого лекаря, имя которому Безысходность. На землю с небес падали тяжелые капли прозрачного гноя, и улицы маленького городка, что находится почти на самом краю южной части Туманного острова, опустели. Маленький город с ущербной крепостной стеной, которая уже лет сто нуждалась в хорошем каменщике, назывался Гнездовьем.
Пасмурный день и брань стражников, вынужденных стоять в карауле и обдуваемых семью ветрами, да проклятый ливень, что портит доспехи - вот она, обычная для Островов туманная погода.
- Сукины дети с болот...- пробормотал один из стражей своему товарищу, сплевывая кровавую слюну себе под ноги.
- Проклятый дождь, - ответил его товарищ. - Проклятый кусок пасмурного камня.
Они стояли так с самого утра и на себе ощущали всю тяжесть и неистовую силу похмелья. Их головы гудели в унисон с каплями дождя, барабанившими по крышам, шлемам и лужам, похоронившим под собой дороги в Гнездовье.
- Погляди-ка!- оживился страж.- Нам жалование заплатить не могут, а тут такие... Сразу видно, вор или жулик! Томас, проснись наконец!
Тот, кого называли Томасом, лениво подошел к краю стены и буквально повис на древке своей старой алебарды.
- Смотри-ка, ублюдок весь в кожу замотан, - сказал он, - смущает только его конь. Билл, надо открывать ворота.
Стражник Билл тем временем смачно сморкнулся, стараясь соплей попасть в подъехавшего к воротам всадника. И услышав от друга про коня пришельца, спросил:
- А что с кобылой не так?
- Все так, породистый конь,- пробормотал Томас и откашлялся в перчатку.- Погода меня убьёт. А, так о чем это я, сопляком чистил конюшни, видел таких вот лошадей. Дорогие они... Только вот чего он язык проглотил, непонятно.
И действительно, всадник в дорогом, кожаном плаще буквально застыл у ворот, и уже успело стемнеть, прежде чем он поднял голову и, прищурив глаза, сквозь дождь разглядел над собой Томаса и Билла.
- Ублюдки, как долго мне еще ждать?!- прокричал незнакомец, и охрана тотчас помчалась к воротам.
Дело в том, что теперь Томас и Билл могли и вовсе не получить жалования , ведь они заставили мокнуть кровного брата их непосредственного начальника, градоправителя Ричарда.
- Господин Реджинальд, не гневайтесь!- в один голос прокричали стражники.
- Шельмы с болот проклятый дождь наслали, - добавил Томас.- Не видно ни зги.
Реджинальд тем временем слез с промокшего коня и провел ладонью с ухоженными ногтями по дорогому коричневому плащу.
- Не кричи так, собачий сын, - процедил он сквозь зубы.- Никто не должен знать, что я здесь. Брату моему ни слова. Узнаю, что проболтались, языки отрежу. Вам все ясно?
Стражники молча кивнули своими пустыми головами и стали ждать дальнейших распоряжений, в то время, как Реджинальд, наконец укрывшийся от ливня, вышел к огню, и тот мигом осветил его лицо. Мужчина сорока лет, с аристократически бледной кожей и аккуратно подстриженной козлиной бородкой наконец мог согреться не брагой, а жаром костра. От крохотных ушей тянулись густые бакенбарды, делающие его лицо похожим на морду бульдога. Голова была гладкой, как колено праведной девки, и в целом благородного вида не портила. На шее висела золотая цепочка толщиной с мизинец, а на ней - золотой, тяжелый крест.