Ротмистр Гордеев

– С огромным удовольствием, господин подполковник. Надеюсь, и вы мне поспособствуете…

– Это чем же? – удивляется он.

– Хотя бы поможете продвинуть мои рапорты. Хочется, чтобы они легли на стол кому надо, а не сразу попадали в корзину.

– Употреблю все свои связи. Но на многое не рассчитывайте, Николай Михалыч. Наша военная машина тяжела и неповоротлива и очень не любит всё новое. Впрочем, так везде.

Эту ночь я провожу в апартаментах певички. Её и в самом деле зовут Верой. Утром она продолжает нежиться в постели, а мне уже пора возвращаться в расположение взвода.

Лукашины, Кузьма и Будённый ждут меня на улице. После ночных игрищ, особенно тех, что в амбаре, я чувствую себя слегка не в себе, голова раскалывается, тело болит, но стоит оказаться в седле, и я забываю обо всём. Кузьма посматривает на меня с ухмылкой: он лучше всех осведомлён о моих вчерашних подвигах.

Внезапно будущий маршал ровняет своего коня с моим. С утра кончики его усов задорно топорщатся вверх.

– Вашбродь, разрешите обратиться?

– Обращайся, – любезно разрешаю я.

– Мне тут родственнички рассказали про вашу придумку… – сбивчиво излагает он.

– Какую?

– Про тачанки.

– Ну и?..

– Здорово придумали, вашбродь. Вот бы в каждой роте на усиление по такой… Это ж как здорово мы бы япошке хвост прищемили! – восторгается он.

Не могу сдержать улыбки. Совсем ещё молодой – сколько ему? чуть только за двадцать перевалило, – а уже начинает мыслить стратегическими масштабами. Полководец растёт.

Глава 25

Лошадь – животное пугливое. Громких выстрелов боится. А уж пулемётных очередей… Значит что? Надо приучать.

Драгунская лошадь, как и другая войсковая коняшка, к стрельбе приучена, осталось только выработать у наших четвероногих скакунов привычку к пулемётной пальбе. Вот этим и занимается Будённый, быстро ставший неформальным лидером нашей мобильной пулемётной команды. У Семёна не только усы оказались выдающимися, но и какое-то звериное чутье на коней и умение с ними договариваться.

Первым делом интересуюсь у Лукашиных: не демон ли какой их сродственник? (Хотя я и видел своим новым зрением, что демонической магии в Будённом, в отличие от Скоробута, Бубнова или тех же Лукашиных, нет.)

Братья переглядываются, пожимают плечами.

– Не должон, мы бы о том слыхали от родни.

А не подкатить ли с тем же вопросом к самому Будённому? Тот как раз тренирует лошадиные упряжки на привычку к пулемётной пальбе. Жалдырин палит из пулемёта холостыми, а Семён держит лошадей за узду, оглаживает им морды да шепчет что-то в уши. А может, и не шепчет, а дует – за пулемётным стрёкотом не разобрать.

С моим появлением тренировка прерывается. Жалдырин доливает в ствол прохладную воду для охлаждения «максимки», набивает новые ленты холостыми патронами, Будённый скармливает лошадкам яблоки и морковку.

На мой вопрос молодой казак улыбается, чешет затылок.

– Вашбродь, доподлинно не знаю, но дед рассказывал, что был цыган в нашем роду.

– Как так? Ты ж казак.

Из рассказа Семёна выходит, что лет сто назад в окрестности их хутора Козюрин прикочевал цыганский табор. И была в том таборе цыганка-красавица Луминица. Никто лучше неё не мог с конями управляться: то ли слово знала воробьиное заветное, то ли дар имела. Самого горячего необъезженного жеребца могла успокоить и заставить под седлом ходить. Родилась бы парнем, великий конокрад был бы у цыган, а так лекаркой лошадиной стала.

И вышла у Луминицы любовь с удалым казаком – предком Будённого. Такая любовь, что только в песнях поют. И всё у Луминицы с казаком было – и горячие поцелуи, и жаркие ночи в стогу. Вот только не хотели цыгане отдавать свою за казака. Откочевали спешно, снявшись всем табором.

А через год на хутор пришла Луминица. Ни следа от прежней красоты – измождённая, худая, почти в беспамятстве. Не одна пришла, с мальчонкой трёхмесячным. Понял казак, что это его сын. И рад был бы обвенчаться с любимой, да больная она уже была, в несколько дней сгорела. А мальчонку выходили, казак его своим сыном признал. И теперь у Будённых в роду тот конский дар проявляется.

Слушаю Семёна – ну чисто сериал из моего мира посмотрел, серий так на триста. А будущий маршал дальше меня удивляет.

– Дозвольте, вашбродь, соображениями поделиться.

– Дозволяю. Делись.

Сперва Семён начинает задвигать о тактике. Мол, на ходу прицельную стрельбу с тачанки вести несподручно: на полном скаку (а на ровном поле тачанка могла разогнаться и до сорока километров в час – лично замерял, не всякое современное авто за ней угонится) пулемёт нещадно трясёт. А если медленно ехать, чтобы уменьшить тряску, тачанка с лошадьми превращается в удобную цель для вражеского огня.

Вот и получается, что пока тачанка – лишь способ быстрой доставки пулемёта в удобную точку, откуда уже с неподвижной позиции ведётся стрельба по врагу. И лучше всего выдвигать тачанки по флангам и оттуда рубить противника в капусту.

– А что, если бронировать тачанку? Защитить расчёт металлическими листами?

– А лошадей? Их-то как от пуль защитить?

Чувствуется, что за четвероногих друзей Семён переживает поболее, чем за самих пулемётчиков.