Ротмистр Гордеев 3 (СИ)

— Он самый. А вот это — эсер, который вёл подпольную агитацию в моём эскадроне, — киваю на Всяких. — Мы узнали о нём буквально вчера и решили проследить. А сегодня машинист состава из Мукдена передал ему вот этот вещмешок, и что-то мне подсказывает — не для рыбалки.

— Есть все основания полагать, что господин вольноопределяющийся не только эсер и агитатор, но ещё и террорист, — добавляет масла в огонь Гиляровский.

— С ума сойти! — багровеет Сухоруков. — Его необходимо срочно же допросить…

— Допросите, как только очухается. С этой секунды он ваш целиком и полностью. Только… Модест Викторович, могу я попросить вас об одном одолжении?

— Просите всё, что угодно, Николай Михалыч. Я ваш должник!

— Поскольку затронута честь моего эскадрона, позвольте мне и Владимиру Алексеевичу принять участие в расследовании и дальнейших действиях.

— Разумеется. Но, исключительно, неофициальным образом, — легко соглашается жандарм.

— Нам этого вполне достаточно, — так же легко соглашаюсь я.

Пусть все лавры и все плюшки достаются жандармам. Ничего не имею против.

— Я рад, что вы — один из тех немногих офицеров, которые понимают всю серьёзность такого рода вещей, — пожимает мне руку штабс-ротмистр. — Большинство, к моему глубокому сожалению, считают ниже своего достоинства сотрудничать с нами.

Что есть, что есть. Господ в голубых мундирах в армии недолюбливают.

Чтобы пробудить сознание незадачливого революционера, пускаем в ход нюхательную соль — та ещё гадость!

Всяких вздрагивает, словно по нему пробежал электрический ток, замечает напротив себя жандармского офицера и тут же обмякает.

Становится ясно, что вольноопределяющийся отнюдь не герой и быстро раскроет все карты.

— Рассказывайте, голубчик, — голос Сухорукова приторен как патока, но, очевидно, это самый надежный ключик к данному психотипу преступника.

Если сразу расположить к себе, эсер запоёт, что тот соловей.

— Что вы от меня хотите? — трепыхается Всяких, но, скорее, для порядка.

— Начнём с этого, — показывает на динамит жандарм. — Что вы собирались сделать со взрывчаткой?

— Я…

— Да говорите вы уже! — раздражённо бросает Сухоруков. — Не маленький! Должны понимать — вам уже не отвертеться!

— Что мне будет? — испуганно блеет Всяких.

— По головке точно не погладят. Но, если станете сотрудничать, жандармский корпус в моём лице сделает всё, чтобы значительно смягчить ваше наказание.

— Меня… Меня — не повесят?

— Надо бы, конечно, но всё в ваших руках… Говорите, я слушаю.

— Мне неизвестно для чего именно предназначена эта взрывчатка. Я всего лишь посредник и должен передать динамит кому-то другому.

— Кому?

— Не знаю! Честное слово, не знаю! Могу перекреститься! — Эсера трясёт, как больного лихорадкой.

— Поздно вам креститься, голубчик! Предали вы и веру, и царя, и Отечество! — морщится жандарм.

— Я говорю правду! — чуть не плачет Всяких.

— Допустим. Если вы не знаете, кому должны передать взрывчатку, каким образом вы были должны это осуществить?

— Мне было приказано прийти в гостиницу «Париж», после того как получу взрывчатку, оставить короткую записку для господина Адамова и ждать.

— Где ждать?

— В ресторации при отеле.

— Что дальше?

— Дальше ко мне должны подойти и назвать пароль.

— Какой?

— Простите, а мы не могли с вами прежде видеться в Петербурге на пятой выставке журнала «Мир искусства»?

— Отзыв?

— Вряд ли. Не люблю современную живопись.

— Хорошо, — кивает жандарм. — Как этот человек вас узнает?

— Я буду читать газету.

— Неплохо придумано. Неоригинально, но неплохо. А кто вам передал динамит?

— Он, как и я, эсер, член Иркутского комитета ПСР. Имени и фамилии его, простите, не знаю. Мне он известен по партийному прозвищу Мирон.

— Мирон? — Жандарм напрягает память. — Знаю такого: Терентий Смирнов, сын купца третьей гильдии. Личность известная, но разве что по слухам: фотокарточки и словесного портрета у нас нет.

— Он работает машинистом на поезде, прибывшем из Мукдена. Можно его взять и допросить, — замечаю я.

— Так и поступим, но прежде необходимо выяснить, кому и зачем понадобилась взрывчатка. Что-то мне подсказывает — в городе есть рыбёшка и покрупней, — задумчиво говорит Сухоруков.

Он вновь обращается к арестованному.

— Господин Всяких, как я уже говорил, у вас есть шанс загладить свою вину.

— Что я должен сделать?

— Всё то же, в соответствии с вашими инструкциями. Понесёте взрывчатку в гостиницу, оставите записку господину Абрамову и будете его ждать. Конечно, динамит мы подменим на что-то похожее, но не столь взрывоопасное, — усмехается жандарм.

— Модест Викторович, разрешите задать арестованному один вопрос? — аккуратно прошу я.

— Как я могу вам отказать? — удивляется он.

— Благодарю вас… Господин Всяких, а что если бы сегодня вас не отправили в город… Что было бы со взрывчаткой?

— Мне буквально повезло, — отвечает эсер. — Я сам хотел напроситься в увольнительную, а тут как манна с небес… Ну, а если б сегодня не удалось вырваться в Ляоян, тол привезли бы на следующем рейсе.