Ротмистр Гордеев 3 (СИ)

— Во-первых, вы ещё не оправились после ранения — так что какой с вас спортсмен! А во-вторых, членская карточка пусть и на предъявителя, всего одна. А в-третьих… В-третьих, вам пора возвращаться. Не ровен час, в госпитале хватятся, и наше расследование на том будет завершено. Меня к вам больше на пушечный выстрел не подпустят, а вас запрут в палате, — приводит резонные доводы Гиляровский.

— Да, но…

— Не убивайтесь так, Николай Михалыч! Вот увидите — я отправлюсь туда и всё разузнаю в лучшем виде! А завтра же всё вам доложу как на духу! Уж поверьте старому газетчику! — заверяет он.

Я сдаюсь.

— Будь по-вашему, Владимир Алексеевич. Я возвращаюсь в госпиталь. А вы… Вы берегите себя.

— Обязательно! Мне прежде во многих злачных местах доводилось бывать… Уж как-нибудь и со спортивным клабом совладаю. Всё будет хорошо.

На этой ноте меня подвозят к больничке, и мы расстаёмся.

Как раз вовремя, потому что моя берегиня Сонечка уже начинает меня искать.

— Где вы были?! — недовольно кривит личико она.

— Мы опять на вы?! — удивляюсь я и, не давая опомниться, прижимаю к себе.

Способ срабатывает. Соня начинает часто дышать, её личико розовеет.

— Пустите меня!

— Пусти! — корректирую фразу я.

— Хорошо, пусти!

С огромным сожалением раскрываю руки и освобождаю её из объятий.

Эх, сейчас я готов отдать что угодно, хоть полцарства, которого у меня нет, за короткую близость с той, в кого начинаю влюбляться и, кажется, небезответно.

— Николя, не забывай — тебе предписан покой! А ты пропадаешь невесть где! — меняет гнев на милость она.

— Никуда я не пропадал. Просто, немного прогулялся. Сходил в сад…

Неподалёку действительно произрастает роскошный тенистый сад, в центре которого расположилась древняя башенка — это любимое место для прогулок горожан. Даже во время войны там тихо и спокойно.

— Сегодня прохладно. Ты можешь простудиться и заболеть, — проявляет заботу Соня. — Пошли внутрь, я скажу, чтобы тебе приготовили тёплого чая.

— Как скажешь! — не спорю я, тем более чашка душистого чая кажется мне удачной идеей.

Гиляровский объявляется только через день, заставив меня испытать серьёзные муки.

— Владимир Алексеевич! Ну что же вы так?! — гляжу на него с укоризной. — Ещё немного, и я побежал бы докладывать о том, что вы пропали, жандармам и в военную контрразведку!

— Ради всего святого, простите, Николай Михалыч! — прикладывает руку к груди он. — Даже в мыслях не было причинить вам беспокойство… Вчера ничего путного выяснить не удалось, поэтому я у вас так и не появился.

— То есть, сегодня вы зато не с пустыми руками?!

— Да, Николай Михалыч. Не с пустыми!

— Выкладывайте поскорее… Что удалось узнать?

Гиляровский улыбается.

— Начну с того, что спортом в «Геркулесе» даже не пахнет… Нет, там есть парочка любителей устраивать кулачные бои — но вряд ли это можно назвать занятиями по английскому боксу или французской борьбе.

— Так чем же они там тогда занимаются?

— Я вас сильно удивлю, если скажу, что господа, состоящие в клабе, убивают время, куря опиум, как последние наркоманы?

— Что?!

— Да-да! Это не спортивный клаб, это общество курильщиков опиума… И, увы, среди них довольно много господ офицеров, которые таким вредным для здоровья способом снимают нервное расстройство и напряжение после окопов…

— Погодите! — догадываюсь я. — Вы что — тоже…

— Увы! Чтобы не выделяться от других членов клаба, пришлось делать вид, что я — большой поклонник этой отравы. Даже сейчас я не уверен, что моя голова работает как надо и то, что я увидел и услышал, мне не почудилось в опиумном угаре…

— Скажите, что вы узнали, а правда это или плод воображения — установим на месте, — успокаиваю Гиляровского я.

— Тогда вот, что мне удалось выяснить: Яков Семёныч не просто так захаживал в «Геркулес».

— В каком смысле?

— Он считал, что в «Геркулесе» есть японские шпионы. А поскольку туда захаживает много наших офицеров, включая штабных, японцам удаётся быть в курсе секретов нашей армии

— То есть Яков Семёныч думал, что у японцев есть уши среди прислуги «Геркулеса»?

Ни для кого не секрет, что тьма китайцев в нашем тылу работает на японскую разведку. Кто-то из-за денег, кто-то ради принципа, почему-то полагая, что японские захватчики намного лучше русских. Были и те, кого заставили под страхом смерти, обещая «кантами» — отрезать голову и им и членам их семьи.

— Нет, — вздыхает Гиляровский. — Соколово-Струнин предполагал, что предатель прячется среди наших офицеров. Яков Семёныч, при всех его недостатках, всё-таки был патриотом России и хотел разоблачить врага. Но…

— Но его опередили, заодно убив и двух зайцев, когда подставили меня, — заканчиваю я за Гиляровского.

— Японцы называют это тактикой «джиу-джитсу», когда слабый побеждает не с помощью силы, а хитростью.

— Пока что это у них получается неплохо, — сокрушённо произношу я. — Кстати, как вы разузнали про шпиономанию Якова Семёныча?

Гиляровский усмехается.

— На свете не так много людей, которые способны держать язык за зубами, находясь в опиумной курильне… Яков Семёнович точно не относился к их числу.