— Рентген? — удивлению Сони нет предела, — Вы имеете в виду нобелевского лауреата девятьсот первого года по физике доктора Рёнтгена и его Х-лучи?
Вот ведь, опять чуть не спалился. Хорошо Рентген или Рёнтген уже сделал своё открытие.
— Да, Софья Александровна, именно его. Они же всё просвечивают насквозь, как проницательный глаз господина подполковника.
— Так вот, Софья Александровна, — ваш командир штабс-ротмистр Гордеев вызван в штаб армии для вручения ему ордена Святого Владимира 4-й степени с бантом и мечами за проявленный в боях героизм.
Соня непроизвольно охает. А Николов, выдержав некоторую паузу, словно корифей подмостков Московского художественного театра, продолжает:
— И для торжественного вручения новых погон следующего воинского чина — ротмистра.
Офигеть… растём, однако. В моих новых погонах при одном просвете звёздочек уже не предусмотрено.
— Вот скажите мне, ради всех святых, любезная Софья Александровна, возможно ли представить перед светлы очи генерал-адъютанта Куропаткина и наместника государя на Дальнем Востоке адмирала Алексеева такого оборванца, пусть и героя до мозга костей?
Соня строго мотает головой, а в глазах так и пляшут смешинки.
— Никак невозможно, господин подполковник.
— И что прикажете делать? У нас до назначенного времени полтора часа. Отстирать и починить?.. Или построить вашему командиру новый парадный мундир?
Соня окидывает меня критическим взглядом.
— На спасёт только чудо… Или кто-то из офицеров схожего телосложения и роста, кто согласился бы одолжить Николаю Михалычу на непродолжительное время свой мундир.
— Видите, штабс-капитан, сколь ценно у вас пополнение? Мадмуазель санинструктор не только хороша, но и практично умна и находчива.
Николов тянется к звонку, чтобы вызвать адъютанта и отдать соответствующее распоряжение…
— Стойте! — меня осеняет неожиданная мысль, — Мундир не уйдёт. У нас другая проблема — кого хотел взорвать лже-капитан Рассохин своим портфелем с шимозой?
— Неужели вы думаете, что… — кажется, Николова посетила та же мысль, что и меня.
Подполковник бледнеет.
— Конечно. Одним портфелем двух зайцев угробить: и Куропаткина, и Алексеева, обезглавить армию.
Николов хватает колокольчик со стола и ожесточённо трясёт им. В распахнувшуюся дверь влетает адъютант.
— Немедленно проверить, не записан ли сегодня на приём к Командующему и Наместнику капитан Рассохин из…
— Из сибирских стрелков, — подсказывает Соня.
— Выполняйте.
Адъютант щёлкает каблуками, наклоняет в лёгком поклоне голову с аккуратным пробором и испаряется из кабинета. Его сменяет пара солдат с исходящими паром судками.
Есть не хочется, ковыряюсь в еде, в отличие от Николова с Соней, проявляющих завидный аппетит.
— Господин подполковник, простите, что отвлекаю от еды… Если бы вы планировали ликвидацию вражеского командования, к чему бы вы его приурочили?
Вилка Николова с куском мяса замирает на полпути ко рту. Подполковник бледнеет.
— Думаете, японцы готовят удар?
В моём мире японцы ударили 24 августа, когда прекратились двухнедельные дожди, грязь и хляби просохли и стало возможно нормально наступать без боязни увязнуть в грязи. Здесь дожди уже выпали, 24 августа было три дня назад, но тогда японцы не ударили, видимо, сказался наш рейда по японским тылам, выбивший у врага пару полков и изрядное количество запасённых боеприпасов. Но они могли подтянуть недостающее к фронту за эти дни.
— Уверен, господин подполковник.
Николову непросто принять решение. Прокукарекаешь тревогу, а японского удара не случится.
— Сергей Красенович, я понимаю, не ваша зона ответственности. Не ваш уровень принятия решений. Хотите, я всё возьму на себя и лично сообщу об этих предположениях Куропаткину с Алексеевым? — предлагаю я.
В кабинет врывается запыхавшийся адъютант.
— Господин подполковник, капитан Рассохин есть в сегодняшних списках представлений командующего и наместника.
— Кто внёс капитана в список?
— Полковник Кривицкий. Именно он составлял все списки представлений.
— На какой час ему назначено?
— На четверть пятого по полудни.
Не сговариваясь, смотрим на часы. Стрелки приближаются в трём часам дня. Николов поворачивается ко мне.
— А у вас на который час назначено?
— На половину четвёртого.
— Поручик! Встаньте рядом с господином штабс-ротмистром.
Недоумевающий адъютант Николова встаёт рядом со мной. Контрразведчик придирчиво рассматривает нас.
— Как полагаете, Софья Александровна, у поручика с вашим командиром есть сходство в фигурах?
Соня встаёт, обходит нас кругом. Думает.
— Рост у них почти одинаков, в плечах и талии различия невелики…
— Софья Александровна, оставьте нас ненадолго. Можете скоротать время в приёмной.
Вот что значит — хорошее воспитание. Соня беспрекословно выходит.
— Поручик, раздевайтесь! Это приказ, — командует контрразведчик.
Адъютант Николова густо краснеет, хочет что-то возразить, но подполковник поясняет:
— У штабс-ротмистра безнадёжно испорчен парадный мундир. Вы же не откажете боевому товарищу? Одолжите Николаю Михайловичу свой на пару часов.
Адъютант мямлит что-то, но, в принципе, не возражает.