Ротмистр Гордеев 2

— Единственное, что мне показалось странным: неужели всё это действительно так необходимо для военных действий, особенно в тылу врага. Нет, я не спорю — всё это очень здорово и впечатляюще, но я пока не понимаю, как всё это можно применить на практике… Ваше начальство говорило, что вы покажете нам вашу подготовку и не станете ничего скрывать, — Черчилль буквально сверлит меня взглядом.

— А разве мы что-то утаивали перед столь важными гостями? — делаю недоумённый вид я, а затем добавляю вполголоса:

— В военное время… правда так драгоценна, что ее всегда должен сопровождать телохранитель лжи.

Черчилль дёргается и как-то странно смотрит на меня. Я знаю, что это его афоризм и, кажется, ещё не рождённый, но, похоже, он уже вынашивает его и потому у сэра Уинстона такая реакция.

Наконец, он спохватывается:

— Очень красиво, я бы даже сказал — изящно сформулировано. Разрешите пользоваться этим выражением в будущем? Разумеется, ссылаясь на вас.

— Конечно. Можете даже не ссылаться, — сегодня я просто сама щедрость и великодушие.

— Вы очень тактичны…

— Тогда с удовольствием подарю вам ещё одну фразу. Такт — это способность послать кого-то к черту так, чтобы он с нетерпением ждал этой поездки…

— Это намёк? Вы спешите от нас избавиться?

— Позвольте говорить с вами начистоту.

— Как джентльмен с джентльменом?

— Ну хоть так, хотя я бы предпочёл немного искренности…

Он усмехается, хотя мои слова и задевают его. Я задел самое главное качество британских лордов — веру в их исключительность и рыцарские качества. Хотя, кому, как ни ему знать, что эти пресловутые качества у англичан не распространяются на людей других национальностей. Потом эту заразу подхватят и американцы.

— Продолжайте, господин штабс-ротмистр. Я весь внимание.

— Сэр Уинстон, я не знаю, с какой целью вы тут находитесь. Быть может, вами движет любопытство, а может — вы шпион…

— Хотите, чтобы я вызвал вас на дуэль?

— Мы же договаривались быть искренними, — замечаю я.

— Тогда прощаю вам это оскорбление, но прошу впредь не злоупотреблять нашими договорённостями.

— Договорились. В общем, дорогой сэр Уинстон, я почему-то не сомневаюсь, что у вас большое политическое будущее…

— Да? И какое же?

— Знаете, я не удивлюсь, если увижу вас в кресле премьер-министра… И, когда вы всё же займёте это кресло, пожалуйста, запомните мои слова: если вам понадобится надежный друг или союзник — лучше России для этой роли вам не найти. Но если вы однажды станете нашим врагом — именно Россия тогда вас и погубит. Так что вывод будет простой: с нами лучше дружить, а не ссориться.

— А иначе?

— А иначе мы придём и забьём стрелку часов Биг-Бена в задницу вашим министрам. Нет, кому-то из них это может даже понравиться, но только не вам, сэр Уинстон.

— Я вас понял, господин штабс-ротмистр. Есть только одна вещь хуже, чем сражаться с союзниками, и это сражаться без них.

— Приятно иметь дело со столь понимающим собеседником. С вашего позволения я поухаживаю и за другими гостями.

Моими стараниями ужин перерастает в очередную попойку. Запас тостов приходит к концу, и пьём уже просто так.

Заканчивается это тем, что приходят солдаты и растаскивают нетрезвых гостей по койкам, а я иду к себе и, прежде чем упасть в постель, немного сижу с отрешённым видом.

День оказался изматывающим.

Утро встречаю со стаканом свежего капустного рассола. С огромным удовольствием выпиваю его и чувствую, как в тело возвращается жизнь.

Поднимаю взгляд, утыкаюсь в прячущего улыбку ординарца.

— Кузьма, как гости?

— Я пять минут назад осведомлялся. Спят ещё.

— Хорошо, — киваю я.

Поднимаюсь на ноги и чувствую, как подо мной качается земля, словно палуба корабля в шторм.

— Готовь завтрак. А я пока пойду будить гостей.

Через четверть часа вся компания снова собирается у меня. Видок у иноземцев ещё тот, все явно страдают с похмелья, но хлебнуть рассольчику соглашается только Джадсон. По-моему, ему вообще всё равно, что пить, лишь бы жидкость.

— Сейчас бы кофе, — мечтательно закатывает глаза Конан Дойль.

— Такое чувство, будто я уже сдох, — вздыхает Джек Лондон. — Что мы пили?

Я показываю на склад пустых бутылок, которые ещё не успел выбросить Кузьма. Их целая гора. М-да, покутили изрядно!

Джек Лондон хватается за голову.

— Никогда! Никогда больше не сяду пить с русскими!

— И воевать…

— Простите, что?

— И воевать с нами тоже не стоит. Поверьте, последствия будут на-а-много хуже, — зловеще улыбаюсь я.

— Америка находится на совсем другом материке. Нам нет дела до ваших внутренних европейских или азиатских разборок.

— Правильно. Вот и продолжайте в том же духе, — улыбаюсь я.

Мне радостно от того, что всё закончилось, что чужеземцы уедут от нас, так ничего и не вынюхав. И неважно, что я очень уважительно отношусь к некоторым из них, например, к обоим знаменитым писателям.

Хочу надеяться, что когда-нибудь они сподобятся написать книгу о нашей стране и это не будет лютейшая клюква.

Вместо кофе у нас сегодня заваренный по особому рецепту чай, и бодрит он не хуже. Однако еда в рот гостям не лезет, и я велю Кузьме собрать гостям завтрак в дорогу.