РОТА СТРЕЛКА ШАРПА

Томас достиг вершины как раз тогда, когда волна французов, прорвавшись за живую изгородь, раздалась в стороны. Те, кому ворваться внутрь не удалось, в нетерпении секли густые заросли ежевики, прорубая в ней путь к врагу. Справа от Томаса кто-то заходился в крике:

- Лучники, чёрт! Лучники, сюда!

Томас соскользнул со спины коня. Его эллекины примкнули к стрелкам на правом крыле, куда французы ещё не добрались. Томас побежал на зов. Ага. Два арбалетчика с павезьерами пробились сквозь колючую путаницу ежевичных ветвей и спокойно отстреливали латников Уорвика. Томас умостил конец лука на выступающем из земли корне и левой рукой согнул тисовую жердину, накидывая правой рукой петлю тетивы на роговую оконечность. Большинству людей подобная операция была бы не под силу, но Томас проделал её машинально, затем достал стрелу с треугольным наконечником и пошёл вперёд, раздвигая плечом латников. Остановился шагах в тридцати от арбалетчиков, скрывшихся за павезами. Вероятно, сейчас они крутили рукояти воротов, натягивая тетивы.

- Я здесь. – раздалось слева.

Томас повернул голову. Рядом стоял Роджер, лучник из Норфолка по кличке Рябой.

- Твой левый. – коротко бросил ему Томас, натягивая лук.

Правая павеза ушла в сторону, открывая замершего на одном колене арбалетчика. Стрелок выцелил кого-то из латников, но спустить курок не успел. Стрела Томаса угодила ему в физиономию, швырнув на спину. Палец рефлекторно нажал курок, и болт взмыл в небеса. Второго арбалетчика свалил Рябой. Едва эллекины разделались с улепётывавшими павезьерами, один из латников Уорвика взревел восторженно:

- Я люблю тебя, лучник!

- Так женись. – пробасил Рябой, вызвав взрыв хохота.

И тут стало не до смеха, потому что французы, нажимавшие вдоль изгороди, добрались сюда.

- Дави их обратно, ребята! Обратно дави! – ярился герцог Уорвик.

Из крупа его дестриера торчал обломанный арбалетный болт.

Томас протолкался в тыл линии латников и побежал влево, командуя своим:

- Ближе к изгороди!

Лучники остались без целей, ибо врагов закрывали свои латники. Кин тем временем собрал лошадей эллекинов на краю леска и привязал к нижним сучьям дубов.

- Сэм! – позвал Томас, - Присмотри за краем изгороди! Увидишь, что ублюдки надумали нас обойти оттуда, дай знать!

Обойти с того края изгородь французам будет трудно, склон там был круче, но бережёного Бог бережёт.

Главная опасность исходила не снаружи, она была внутри изгороди. Французы, пробивающиеся от центра колючей ограды к её концам, напирали, как бешеные, сбившись в ударные группки. Грохотали барабаны, противными голосами выли трубы, всё кричало в уши французам: вперёд, опрокиньте врагов! Опрокиньте, пусть паникуют, пусть бегут в лес, где их переловят и перебьют по одиночке! Пусть настигнет их, наконец, возмездие за то зло, что они годами причиняли Франции! За спаленные хижины и вырезанный скот, за плачущих вдов и взятые замки, за изнасилованных дев и разграбленные сокровищницы. И французы рвались вперёд.

Латники Томаса вступили в бой. Они были на этой стороне изгороди последней линией обороны, и им приходилось держаться, ибо они сознавали: прорванная линия – неизбежный разгром. Карл-богемец стоял, как скала, одним видом своей грозной булавы словно говоря: только суньтесь! И они совались. Вопли мешались со стонами, громыхание – с лязгом. Француз воткнул крюк алебарды в латный наплечник Ральфа из Честера и рванул на себя. Англичанин упал, и второй француз с размаху опустил ему на спинную пластину панциря боевой молот. Томас видел, как Ральф дёрнулся; крика из-за общего гула слышно не было. После второго удара Ральф затих. Булава Карла-богемца скользнула по плечу убийцы честерца, заставив француза шатнуться назад. Секундная задержка, и француз, опьянённый кровью, ринулся на Карла.

Томас сложил под ближайшим деревом лук, мешок со стрелами и начал пробираться к тому месту, где кипела схватка. По пути поднял топор погибшего ратника.

- Эй, ты куда? – удивился кто-то.