Рота почетного караула

"10 марта. Всем классом ездили за город на лыжах. Сошли с поезда - и куда глаза глядят. Снег хрупкий, рассыпчатый. Последний лыжный снег. Шля, шли, а конца тропы все нет. Заблудились. И тут я узнал то место, где весной еще, кажется, в шестом классе, помогали высаживать сеянцы сосны. Они тогда были сантиметров по восемь, не больше, - пушистые зеленые цыплята. А теперь, на третий год, не узнать: из почек верхнего побега вырос еще побег, который стал стволом, и еще мутовка веток. Верхушечный побег за весну отрастает на 20 - 30 сантиметров! Здравствуйте, малышки, как вы подросли! Я сказал ребятам, что рядом Красная Поляна. Все так и ахнули: "Ну и лесник!" А Она и говорит: "Давайте декламировать про лес, кто что знает!" Все знали только одно: "Плакала Саша, как лес вырубали..." А я прочел свое любимое из Тургенева: "Внутренность рощи, влажной от дождя..."

Я прочитал наизусть весь отрывок, до "и украдкой лукаво начинал сеяться и шептать по лесу мельчайший дождь...", и все как будто языки проглотили. Так молча мы и вышли на дорогу".

Андрей закурил, отлистал несколько было пропущенных страничек обратно.

"...Я пойду в лесотехнический! Все удивляются, все грезят небесами и морями, а я, по их мнению, хочу сидеть под березами и слушать птичек. Спрашивают, удивляются, откуда, мол, это у меня. А я и сам не знаю. Только стоит перед глазами, вернее, лежит спиленная береза. И кто-то говорит отцу: "Вот, Кузьмич, спилили, а взять не взяли, даже на дрова не понравилась. Ну не изверги?" А отец мне: "Смотри, Коля, ветки, как руки, раскинуты по земле. И завянуть еще не успели, видишь, пьют росу и не знают, что уже умерли, что отрублены от корня". Мы стоим, а по вершине березы, по самым мелким и нежным веткам, которые еще вчера доставали до неба и купались в синеве, недоступные грубым рукам, по этой вершине проезжают грязные колеса автомобиля. А отец опять вздыхает: "Если каждый человек убьет по дереву, по одному только дереву..."

"14 апреля. Это непостижимо! Еще вчера мы ходили в кино и потом долго гуляли по набережной. А сегодня... Я никогда не видел Ее такой спокойной и никогда не слышал такого ледяного голоса: "Повтори то, что ты три дня назад сказал Юрию". О чем? Я сначала не понял. "Повтори, что ты сказал Юрию насчет тетки!" Ах да! Я же сказал ему просто так, чтобы он отлип, что мы ночевали с Ней у Ее тетки. От дурного предчувствия у меня подкосились ноги, я завилял: "А что? Ничего такого..." - "Это же подлость, - сказала Она. Даже если ты только подумал об этом!" И ушла. Я бросился за ней и начал объясняться, что это я просто так, чтобы больше не приставал Юрий, только из-за этого. Но Она как заледенела. "Все, - сказала Она. - Больше не звони и не приходи!"

"Настя, - с удивлением подумал Андрей. - Вылитая Настя. Она ведь тоже..."

"1 мая. Я позвонил Ей. "Скажи, что я должен сделать! Не веришь? Неужели ты думаешь, что я такой?" Она бросила трубку".

Опять в тетради было что-то перечеркнуто, замазано чернилами. Потом наискось одно и то же слово: "Экзамены. Экзамены". И без числа:

"...Грибов много, ранние - все говорят, к войне. Мы набрали летних опят, отец их называет "говорушками". Где-то возле Красной Поляны разложили скатерть-самобранку, перекусывали, сидели под березой. Вдруг над нами странный звук, точно кто провел смычком по струнам. Что за чудеса - ни зверь, ни птица... Встали, присмотрелись. А это береза и дуб - словно из одного корня выросли. Береза помоложе, протиснулась меж дубовых ветвей, а когда в толщину раздаваться стала, прислонилась, прижалась к могучему стволу, и дуб вроде бы ее обнял. Ветер дунет, качнет ветвями, и возникает этот звук. Нежный, будто скрипка поет... Мы с отцом так и назвали эту пару - "поющие деревья" и решили: будем их проведывать, пока по грибы ездим".

"22 июня. Война! Все рухнуло, все-все. В один час. Мы, не сговариваясь, пришли в школу по привычке. Учителя все должны знать. Ее почему-то не было. Кто-то спросил: "Пал Иваныч, а если до сентября война не окончится, как же в институт? Как вы думаете, прогонят их до сентября?"

"Надо прогнать", - сказал Пал Иваныч. А мы и не знали, что у него в кармане уже лежала повестка на фронт".

"28 июня. Отца не взяли. Дали бронь. Сказали: "Вы нужны тылу". А мы с Юркой уже пятый день с утра до вечера околачиваемся в военкомате. Какими ничтожными кажутся вчерашние ссоры и обиды! А нас все не берут. И чего медлят? Чем раньше уйдем на фронт, тем раньше вернемся. И до начала учебного года, как в песне, разгромим, уничтожим врага!

Звонил Ей, никто не подходит к телефону".

"2 июля. Ну, вот и прощай, мой дневник. Жалко маму - глаза не просыхают. Отец на полчаса заскочил - обнял: "Береги себя, на рожон не лезь, и нам, и фронту ты живой нужен!" - и опять уехал на завод.

А у меня камень на душе - если б провожала Она! Хоть бы до поворота, до трамвайной остановки! Странно, там все еще стоит мороженщица в белой-белой, мирной, как тысячу лет назад, куртке.