Рот, полный языков

Развеселившийся Диего отошел, с улыбкой помахав Чаффу.

В Квартале Гритсэвидж-845 помещалась закусочная Кернера. Диего скользнул внутрь и немедленно оказался в уютной духоте, напитанной запахами свиного жира, готовящегося кофе и пота повара. Устроившись на табурете у мраморной стойки, он заказал сандвич с яйцом, свинину с кукурузой, апельсиновый сок и двойную порцию джема. В ожидании заказа Диего вытащил один экземпляр «Зеркальных миров» и раскрыл на странице со своим рассказом.

Хм, неплохая в этот раз иллюстрация. Рассказ носил название «Большой мир, Малый мир». Художник старательно следовал за данными Диего описаниями. Главнейшей гордостью Диего в этом рассказе была созданная им реальность, способная существовать в условиях, при которых Малый мир, спутник появлялся в небе Большого мира. Диего придумал для этого неправдоподобного мира-придатка термин «сорорал»[210]. Художник Гропий Каттернах - тот самый, что так хорошо проиллюстрировал другой рассказ Диего в прошлом месяце - изобразил, как фантастический Небесный Корабль взмывает вверх, к сороралу, представлявшему собой удаленное тороидальное[211] тело, на котором туманно виднелись некие топографические особенности.

Принесли заказ, и Диего рассеянно принялся есть, читая свои же слова со смешанным чувством удовольствия и раздражения. Он отметил несколько опечаток; при виде третьей исполнился решимости сделать внушение Уинслоу Компаунсу, редактору «Зеркальных миров», по поводу нерадивости корректоров.

Одновременно закончив и завтрак, и чтение, Диего расплатился и посмотрел на часы. Обнаружив, что обе стрелки на циферблате угрожающе приближаются к одиннадцати, он подпрыгнул и поспешил на улицу.

Перейдя Бродвей у Квартала Гритсэвидж-842, Диего увидел в нескольких десятках ярдов от себя дом отца. (Неужели вдруг стало чуточку теплее? Диего опустил воротник.) В этом районе тротуары были покрыты сланцем - на старомодный манер: благодаря некоему предприимчивому мэру, правившему задолго до рождения Диего, и неожиданно оставленному каким-то Поездом или Кораблем в наследство городу обильному запасу камня. Кажется, на этих серых, как олово, плитках, прошло все детство Диего. Долгие игры в липкий мячик, обручи и прыжки со связанными коленями, торжествующие крики и отчаянные всхлипывания. Как же эти детские впечатления, никогда не удаляющиеся с поверхности памяти, способны обретать пророческие формы!

Диего помедлил перед фасадом внушительного дома с колоннами и арочными окнами, в котором помещался филиал Гритсэвиджской публичной библиотеки. Здесь всегда уютно, в любое время года: и летом, когда пепел и пыль Трекса покрывает оконные стекла и одежду, и зимой, когда лед, сковывая частицы грязи, приносит облегчение. Здесь Диего, зарывшись в книги, постигал, кем ему предстоит стать.

Спешащий прохожий прервал размышления Диего, и он двинулся дальше.

Всего за два здания от отцовского дома в нем победила потребность закурить (возможно, это всего лишь неосознанно применяемая тактика затягивания времени, невесело признался он себе), и Диего направился в универсальный магазин Ивенсона.

Строгий, чопорный магазин с множеством разнообразных товаров мало изменился со времен детства Диего. На расположенных за прилавком полках расставляет товары - с аккуратностью машины - Проспер Ивенсон, похожий на бочку, на которую водружена лысая голова. За кассой - жена Проспера Эсмин; она вполовину меньше мужа и напоминает мышку, как цветом волос, так и манерой поведения.

- Здравствуйте, Проспер, здравствуйте, Эсмин. Как дела?

- Неплохо, - отозвался мужчина, прежде чем его жена успела открыть рот. - Что вам сегодня, сэр?

- Пожалуйста, пачку «Сералио» и спички.

Несколькими экономными движениями Проспер достал требуемое, а Эсмин выбила чек. Взгляд Диего упал на новенький панчборд[212] лежавший у кассы. Он сказал:

- Вот тут я бы попытал счастья.

- Десять капель, - пробормотала Эсмин.

Диего отсчитал мелочь и получил инструмент, похожий на короткое тонкое шило с изогнутой ручкой. Тщательно гравированная доска размером примерно два на три фута состояла из нескольких сотен дырочек, занимавших большую часть поверхности и содержавших бумажки, обернутые в фольгу. Верхняя часть игрового поля была отведена для рекламы: яркая аппликация, изображающая женщину в белье. Женщина пребывала в своей спальне, и на нее плотоядно взирала шеренга Глазастых Соглядатаев. Здесь же - и призывные фразы, касающиеся призов, ставок, выигрышных комбинаций и взаимного возбуждения зрителей и эксгибиционистов.

Диего взял шило, наугад выбрал лунку и извлек бумажку. Снял фольгу, развернул туго скрученный рулон.

- «Башмак, звезда, шляпа, сердце, громоотвод».

- Не выигрышный, прошу прощения, - немедленно заявил Проспер.

- Могу я проверить?

Проспер недовольно поджал губы, но произнес:

- Проверяйте.

После проверки Диего кивнул:

- Что ж, может быть, в другой раз.

У выхода он столкнулся с корпулентной пожилой женщиной в облезлой шубе и шляпе, напоминающей раздавленный пирог. Она, пыхтя, волокла два бумажных пакета с овощами.