Рот, полный языков

С высоты полёта морской чайки компактный жилой район, на краю которого находилась гостиница «Ясный полдень», напоминал своими очертаниями профиль кошачьей головы: остроконеч­ные уши, морда, шея и единственный глаз - общественный колодец в центре небольшой круглой площади, вымощенной булыж­ником. Во все стороны от площади расходились узкие улочки, убогие обшарпанные дома теснились по их сторонам будто изму­ченные батраки, спящие вповалку в душном хлеву. Раститель­ность почти отсутствовала, лишь там, где дома кончались, росли редкие общипанные араукарии, отмечавшие границы посёлка. К востоку от Кошачьей Головы был парк, а за ним - широкий песчаный пляж. Дальше, за неровной полосой прибоя, до самого горизонта простиралось зеленовато-дымчатое волнистое покрывало, под которым прятались непостижимые морские тайны. Полуразвалившийся форт маячил над гаванью - усталый конкистадор, одряхлевший, но не побеждённый. Северная сторона посёлка упиралась в холмистые предгорья, где изрезанная террасами земля была поделена на обширные поместья с богатыми особняками. По самому крутому склону поднималась канатная дорога. Ярко раскрашенные кабинки, похожие издалека на детские игрушки, непрерывно сновали вверх и вниз. На западе стояло несколько крошечных фабрик, а юг мог похвастаться лучшими магазинами. Там же, на южной стороне, располагались все государственные учреждения и частные конторы.

С наступлением сумерек, когда Кошачья Голова покрывалась пятнами света от факелов, газовых фонарей и редких электрических ламп, ожившие улицы заполняла толпа - извечно двойственное единство покупателей и продавцов, пользующихся и используемых, берущих и дающих. Музыканты с гитарами, флейтами и и аккордеонами изливали на булыжные мостовые струящиеся мелодии, будто торопились внести свою лепту в утреннюю мойку из шланга. Манящие ароматы кофе, жареной рыбы, свини­ны и рагу из креветок, замешанные на острых парах кактусовой браги, которая лилась нескончаемым потоком из оплетённых бу­тылей, боролись со своими извечными ночными антагонистами: вонью помоев, мочи, конского навоза и грязных тел. В безуспеш­ной попытке примирить два враждебных лагеря в душном возду­хе дипломатически извивался густой дым палочек из сандалового дерева. Лишь иногда залётный океанский бриз лениво заглядывал сюда, мигом унося с собой все городские запахи.

Бар «Усы и зубы», пристроившийся на самом краю кошачьей пасти, вдыхал и выдыхал публику как мощные лёгкие. Бесчисленные парочки, нежно сплетающие руки или обнимающие друг друга за талию, компании юнцов и девиц, гогочущие или визжа­щие, проститутки обоих полов и всех промежуточных, продавцы газет, фруктового льда, сигарет, лотерейных билетов... Время от времени сквозь толпу с важным видом проталкивался блюсти­тель порядка, больше озабоченный бесплатной выпивкой, чем своими обязанностями.

Посетители, выходившие из «Усов и зубов», явно не жалели о потерянном времени. Шатаясь или пританцовывая, невнятно бормоча или голося на всю улицу, обмениваясь неловкими тычками или слюнявыми поцелуями, они рассыпались по округе как семена перезревшего плода и брели каждый к своему клочку зем­ли, именуемому домом.

Далеко за полночь из дверей бара вывалились ещё двое - мужчина и женщина. Пьяно привалившись друг к другу, они двинулись по мостовой заплетающейся походкой. Мускулистый мужчина - матрос или портовый грузчик - был одет соответст­венно профессии: голубая тельняшка, широкие холщовые брюки и кожаные сандалии. Чёрная кружевная блузка едва держалась на плечах женщины, длинная цветастая юбка на каждом шагу гро­зила зацепиться за высокие каблуки.

Звук шагов припозднившейся парочки эхом отдавался в пус­тых переулках. Женщина хихикала, её спутник чертыхался, спотыкаясь и озираясь по сторонам. Судя по тому, как они то и дело останавливались и поворачивали назад, словно шарик в детском бильярде, цель путешествия постоянно ускользала, прячась где-то за углом. Наконец, потеряв надежду добраться до уютной гавани, мужчина свернул в низкую замусоренную подворотню. Здесь было ещё темнее, под ногами хлюпали помои, в воздухе стоял отвратительный смрад. Пройдя лишь несколько шагов, мо­ряк остановился и притиснул женщину к кирпичной стене. Тусклый свет уличного фонаря освещал их снизу только до пояса, делая похожими на пару странных раздвоенных существ.

- Я хочу тебя прямо сейчас, Ленира. - Моряк потянул подол юбки кверху, обнажая женское тело.

- Нет, Гозо, погоди! Давай дойдём до постели.

- Мой дружок не хочет ждать. Потрогай его, Ленира.

- Какой он большой у тебя, Гозо! - проворковала она. - Ну ладно, давай. Ты ласкаешь меня там так нежно, что я...

- Ласкаю? - удивился моряк, возясь с пуговицами ширинки. - Пока я только выпускаю на волю своего дружка.

Ленира испуганно взглянула под ноги. Там, где только что было пусто, теперь оказалась куча грязного тряпья. Оттуда торчало что-то длинное, похожее на неряшливо забинтованную руку, и эта рука действительно гладила её промежность.