Эта болезненно исхудавшая женщина походила на хорошенькую кокетливую девушку, которую Диего видел в феврале, не более чем кочерга на гитару. Впалая грудь, распухшие суставы, ввалившиеся щеки, следы уколов на руках. Только длинные, почти черные волосы Милагры, напоминали о ее былой красоте.
Когда зажглась лампа, Милагра зашевелилась и застонала. Глаза ее открылись, но оставались безучастными к увиденному.
— Ой, Мопси, мне больно, мне больно! А эти разу! Они везде! По-моему, одна забралась ко мне в желудок! Пожалуйста, Мопси, мне нужно лекарство! Хоть психического супу!
— Это она в отходняке бредит? — поинтересовался Диего.
Зохар опустился на утоптанный земляной пол возле убогого ложа подруги и принялся разворачивать лекарство.
— Она не бредит. Милагра родилась и выросла в Милквилле, это Район в десяти тысячах Кварталов отсюда. Там употребляют много слов, которые у нас не в ходу. «Разу» — это крыса. «Психический суп» — выпивка.
Зохар перетянул бицепс на левой руке Милагры, нашел вздувшуюся вену и вколол половину содержимого шприца. Милагра испустила глубокий вздох и почти тут же обмякла, провалившись в забытье.
Мимо прогромыхал Поезд, заставив задрожать хлопья ржавчины на потолке. Шумно, с облегчением вздохнув, Зохар выпрямился и торжествующе улыбнулся.
— Ди, я бы предложил тебе чего-нибудь освежающего, но, как ты сам видишь, в наших закромах нет ни икры, ни шампанского.
— Зох, тебе нельзя дальше так жить! Это же кошмарные условия!
— Ну конечно, Ди, я-то не хочу существовать в такой гнусной обстановке. Но разве у меня есть выбор? Дурь требует облегчающих средств, так что денег не остается больше ни на что.
В течение полуминуты Диего разрывали противоположные порывы, самосохранение боролось в нем с чувством милосердия. Наконец он выговорил:
— Гимлетт хочет еще эгид.
— Ох, Диего, да, и еще раз да! Это решает все!
В задней кладовой в магазине Гимлетта пахло луком и капустой, бананами и петрушкой. И еще там было холодно, как в квартирах Глиптиса. В этот час, далеко за полночь, за тяжелую дверь не проникали сплетничающие голоса рвущихся к продуктам хозяек. Окна магазина были закрыты ставнями, и в помещении было темно. Гимлетт хлопотал вокруг дорогих гостей, как будто они были двумя экзотическими фруктами, на которые он старался установить цену. Помахав перед ними своим медальоном, он в последний раз изложил им, в чем состоят его потребности.
— Если вы полностью возвратите камни такого же размера и качества, мои надежды будут исполнены в максимальной степени. Могу вам предложить десять быков или семь рыбачек за штуку. Камни похуже, соответственно, будут стоить дешевле.
Зохар задумчиво переложил массивный фонарик из одной руки в другую.
— А ваша наценка для покупателей составит…
Гимлетт улыбнулся улыбкой скупца.
— Вот это уже не ваша забота, Куш. Я вам предлагаю честную цену.
— А если мы выведем вас из игры и попытаемся самостоятельно сбыть эгиды?
Теперь самодовольная улыбка Гимлетта уже начинала действовать на нервы.
— Может быть, у вас имеются связи с нашей любезной, но злопамятной полицией, подобные тем, которые я так усердно налаживал все эти годы? Помните, что полагается за сбор камней для эгид? От пяти до десяти лет. Если я узнаю, что вы пытаетесь действовать за моей спиной, то выдать вас властям — мой элементарный гражданский долг.
Диего хотел было тут же убедить Гимлетта в том, что они не имеют подобных намерений, но Зохар опередил его:
— Честно говоря, мы презираем мелочную коммерцию. Мы оба — искренние художники и авантюристы, и прибегаем время от времени к этому заманчивому ритуалу из эстетических побуждений. Деньги, которые вы нам заплатите, пойдут на обновление верхнего этажа Музея изобразительных искусств Вансайкла. Я только хотел узнать… м-м… в какой мере розничная цена эгид повлияет на здоровье экономики Гритсэвиджа.
— Пока что мы понимаем друг друга. Так вы получили все, что вам было нужно?
— Благодаря вашей щедрости, сэр, в нашей экипировке пробелов нет. — Зохар пнул валявшийся у его ног рюкзак. — Веревки, кирки, ломы, лопаты, ядовитые приманки — все это у нас имеется.
— Отлично. Тогда позвольте мне увидеть ваши спины — до того времени, когда вы вернете товары. Тележка ждет вас за дверью.
Выставив таким образом двоих друзей, Гимлетт проводил их к выходу. На Бродвее Диего и Зохар уложили свою поклажу в тележку и надежно укрыли, а потом вместе взялись за ручки и направились в сторону Окраины. Диего улавливал запахи Ривера — запахи жареного мяса и дешевых сигар. Уборщик вылил ведро мыльной воды в сточную канаву Бродвея. Уличный торговец, который, как это ни невероятно, надеялся продать в этот час кому-то чулки, разложенные на лотке, висящем у него на шее, казалось, спал стоя. Рыжеволосая проститутка утомленно прислонилась к стене дешевой гостиницы.
В небе мерцающие по-ночному Голубки и Рыбачки вычерчивали траектории смертности перекрестными штрихами. Диего и Зохар катили перед собой тележку, маскируясь под мусорщиков, за которыми они следовали двумя днями ранее.
— Он сказал — восемьсот шестьдесят пять, так? — спросил Зохар.