Рот, полный языков

Наша культура в опасности, Джейк. Мы наглухо застряли на том этапе, который Шпенглер[32] обозначил как кризис и разложение. Подобно морене, скапливающейся на дне ледника, наши убеждения скопились вокруг нас, беспочвенные и губительные. Настало время их отмирания и роста потенциала для зарождения новых. Подлежащие замене поверья — мифы, если назвать их старым термином, который мне нравится, — впитают в себя и былое, и еще не появившееся. Они могут быть творческой обработкой легенд, вроде твоего рассказа, или состоять из ультрамодных образов, ранее не существовавших, но главное — рождать в душах веру.

Новые мифы всецело задействуют знания современной науки. Невозможно общаться с миром двухтысячного года на языке двух тысяч лет до нашей эры. Это диктует разум. Однако самая важная часть мифов — древнейшая, вечная мудрость — должна идти от сердца. Если рассказам, которые я себе представляю и собираюсь напечатать, суждено изменить жизнь и укрепить веру читателей «Эстаундинг» — а через них и цивилизации в целом, — то они должны сначала родиться в глубине души писателей.

Я не могу себе позволить издавать неискренние произведения, они должны бить ключом прямо из груди автора. Я собираюсь докопаться до архетипов, существующих в каждом из нас, до основ мудрости и магии, до божеств и предводителей.

Последующие семь недель я не раз выслушивал эту речь или ее вариации. Со счету сбился. Но она всегда меня трогала, пробуждая вдохновение, даже когда я думал, что оно исчезло безвозвратно. А в первый раз она произвела на меня колоссальное впечатление. Я был зачарован, полновластно покорен позицией Кэмпбелла.

— Журнал ждут радикальные перемены, — продолжал Кэмпбелл. — В нем не будет места для поденщины, и я даже несколько изменю название уже следующего выпуска, чтобы дать это понять. Подзаголовок будет писаться не «Научно-фантастические рассказы», а «Рассказы SF»[33]. И аббревиатура будет расшифровываться как «сакральная фантастика», или даже «символическая фантастика».

Я рад буду пригласить всех именитых писателей, которые смогут перестроиться на новый лад. Однако сомневаюсь, что многие из них поймут мои задачи и окажутся способными их выполнить. Именно поэтому мне нужно найти новых писателей, таких, как ты, Джейк. Представителей каждой культуры, слушающих свой внутренний голос, не успевших закостенеть. И не только мужчин, Афины ради! Я хочу, чтобы в журнале присутствовало и перо женщины! Они составляют половину человечества, и им надо заявить о себе во всеуслышание! Страницы «Эстаундинг» должны пропитаться материнским молоком из их грудей!

Должно быть, я покраснел, и Кэмпбелл сбросил обороты:

— Джейк, этот журнал дает нам возможность вернуть западной цивилизации представление о сути всех вещей, заполнить пустоту. Мы поставим запутавшийся век на правильную дорогу. Но одному мне не справиться. Могу ли я рассчитывать на твою помощь?

В тот момент я готов был за Кэмпбелла хоть в Гадес сойти, подобно Орфею. Я поднялся и схватил его за руку.

— Можете на меня положиться, господин Кэмпбелл!

Его пытливый ум уже перешел к практической части вопроса.

— Прекрасно, прекрасно, — нараспев произнес редактор, ведя меня к двери, и окликнул секретаршу: — Джин, составь, пожалуйста, контракт на рассказ господина Хайуотера. Думаю, он внесет в него исправления к следующей неделе.

Госпожа Эрдман — Джин — вскочила, визжа от радости, обняла меня и поцеловала в щеку.

Я сказал в Гадес? Да в любой ад, будь то Мильтона, Данте или Баньяна.

Так началось мое пятидесятилетнее сотрудничество с «Эстаундинг сториз» и господином Кэмпбеллом, обладающим стремлением переделать мир по своему усмотрению. Удалось ли это ему — нам! — или нет, не имею ни малейшего представления. Я только знаю, что пятьдесят лет пролетели как полчаса у Вишну.

Июльский выпуск «Эстаундинг» 1938 года, в котором был в итоге издан мой рассказ, принято считать отсчетом лучшего периода работы Кэмпбелла, видимо, благодаря зажигательной новизне. С помощью ярких историй-мифов Бейкера, Судзуки, Орзбаля, Чена и Чайвалаха он поймал искомую ноту, что-то вроде мирового голоса, вещавшего из глубины прошлого человечества в его же общее будущее. Следующие выпуски, с работами Мафуза, Мин, Сенкевича, Окри и других, держали марку.

Я заходил к Кэмпбеллу каждую неделю. Мы набрасывали ряд рассказов из мифов навахо о двух братьях, Найенезгани и Тобадхисцини, сражающимися со злыми монстрами. Мои герои были межпланетными искателями приключений, которые путешествовали из одного мира в другой, помогая их обитателям справляться с потусторонними силами. Хотя там присутствовало достаточно много насилия — Кэмпбелл ничего не имел против насилия как неотъемлемой части человеческой сущности, — я пытался ввести элемент дипломатии и компромисса. Мне казалось, что я создаю новый подход к общению с чужаками, разнящийся с тем, как обращались с моим народом белые люди.