Ростов. Лабиринт

Его карта-самоделка, может, и не идеальна, но по поводу залазов в лабиринт она ни разу не врет, то есть можно смело на нее полагаться — это два.

Охрана на объектах, которые Ангуряны подгребают под себя, появляется сразу и реагирует молниеносно — это три.

Собранные вместе, эти факты сводились к единственно правильному решению — забивать на воскресные планы, на вечернюю клубную тусовку, на данные Цыбе обещания и на всех парах двигать в Кобяково. «Слишком далеко от города спуск, какой с него толк?..», «Здесь, на границе с Аксаем, в пещерах давно уже происходят странные вещи...», «Что там копать-то? Битые бутылки да гвозди...», «Одна из первых археологических экспедиций...», «Венецианец Барбаро, еще в пятнадцатом веке...», «По легенде, здесь находится меотское захоронение с кладом...»

Уже без разницы — что слышал Макар о Кобяковом городище, осколки чужих фраз стремительно теряли ценность, уже без разницы — с кем ехать, без разницы — выспался или нет, без сожаления по поводу потенциально убитой одежды — заезжать домой, чтобы переодеться, не стоит. Время безжалостно убыстрило ход и побежало крупинками между пальцев, рвануло прочь со свистом — попробуй, догони! Не завтра, не через неделю — сейчас надо решаться. Иначе грош тебе цена, Макар Шорохов. Никакой ты не кладоискатель, не исследователь, не авантюрист, почти ухвативший за хвост тайну, а... гриб безвольный. «Поганка!» — как его обзывал сгоряча Илюха — младший обожаемый брат.

А то, что чуть камнями не завалило... что чуть через стену не пошел... Макар прислушался к себе — только отголосок недоумения. Где-то глубоко-глубоко. Будто это не он сам, а кто-то чужой, наблюдать за которым со стороны — интересно и весело, а главное — безопасно, потому что по законам жанра должен же кто-то выживать даже в самом опасном и страшном ужастике? Сейчас страхи и чудеса казались надуманными, отправились в стиральную корзину вместе с изгвазданной одеждой — наступил новый день, новое настроение и свежие джинсы, рядом с которыми мама горкой насыпала все добро из карманов старых.

«Обсудить надо... хоть с Цыбой. Побазарить. Проговориться. Вместе пообсуждать. Но потом, все потом, сначала Кобяково...» — Макар рассеянно перебирал пальцами в кармане, цепляя ключи, брелок, монетки, маленькую металлическую черепашью лапку...

— Макар... Макар... Ты меня слышишь вообще?

— Что, па? — Шорох поправил очки и уставился на отца — весь сыновняя почтительность и внимание.

— Пообедаем? Сейчас еще пару заездов поглядим, потом к Багету заскочим, и можно по борщу где-нибудь. И толстую отбивную. А? Мама подъедет с Илюшкой. Посидим все вместе, побала­каем.

— Э-э-э...

Отказывать отцу Макар не любил и не умел. Но сейчас ему дорога была каждая минута.

«Начинаем очередной заезд. Господа. Внимание, лошади в боксе».

— Ну так что? Лады? По борщу?

— Па... — Макар замялся. Посмотрел на лицо отца — уставшее и грустное — и вздохнул. Кобяково подождет до вечера. — Ладно. Ты смотри забег, а я пока прогуляюсь и маме заодно звякну. Встретимся через полчаса на конюшнях.

* * *

Спуститься, быстро и ловко пробираясь сквозь толпу и не обращая внимания на девичьи взгляды. Кивнуть знакомым по «бойцовскому клубу» ребятам, остановиться на полминуты и перетереть с бывшим одноклассником, достать телефон... Цыба, отвечай же! Ну... где ты завис?

«Абонент временно недоступен». Макар пожал плечами. То, что Цыба отключил телефон, было странно. Но, в конце концов, толстяк вряд ли огорчится, узнав, что лучший друг направился на раскопки без него. Свою нелюбовь к археологии и прочим авантюрам Цыба выразил вчера довольно отчетливо.

«Отбой». Макар, насвистывая, направился в восточную часть ипподрома, где за кругом для выездки располагались частные конюшни. Он миновал шумные трибуны, за спиной остался металлический голос диктора, комментирующий новый забег.

— О! Шорохов? К Багету? Морковку возьми! — крикнули откуда-то слева. Макар начал было поворачиваться, чтобы поприветствовать конюха Диму, и замер, увидев, как прямо на него прет огромная гнедая кобыла, к спине которой притиснулось что-то испуганное, лохматое, в безумной шляпке.

— В сторону! В сторону! — завопил кто-то.

— Держи! Держи ее! Наклоняй в сторону! Не на себя повод! Вбок! Ма-а-ать! Седло ползет. Прыгай! Прыгай, или вылетишь ей под ноги!

— Не могу! Не останавливается... Тащит! Задубела и тащит! А-а-а-а-ай! Раздавлю! — закричала «шляпка». И вытаращилась на Макара, словно хотела испепелить его взглядом.

Могла бы и не таращиться. У «шляпки» и так глаза от ужаса стали в пол-лица, а расширившиеся зрачки слились с радужкой. Бледное лицо... бледные, почти белые губы. Задравшаяся выше колен юбка, явно не приспособленная для верховой езды, на ногах резиновые сапоги размера эдак сорок третьего. На круглом колене незажившая болячка.