Rossija (reload game)

— Соболезную, Федор Никитич, — внушительно склонил голову расположившийся прямо за салтыковским столом Годунов. — Видишь, верно тогда подсказало тебе сердце-вещун: держаться от той Москвы подалее… Иван Алексеевич, — кивнул он на сидящего рядом воеводу, — сказывает, будто славно ты служишь, да и язык за зубами держать умеешь. Так что подымай-ка, брат, свою полусотню, только без шума — охранять секретные переговоры на нейтралке, в этом вашем… селе Горюхине.

При этих словах — «секретные переговоры на нейтралке» — Ковшегуба кольнуло некое предчувствие. Слухи о скором замирении с новгородцами, в видах похода на Москву, ходили уже несколько дней, с самого появления на фронте триумвира Годунова. Впрочем, из охваченной смутой столицы постоянно прибывали разнообразные гонцы с явно разноречивыми вестями, а разведка получала информацию еще и по каким-то своим каналам — что позволяло Салтыкову до сей поры мастерски уклоняться от любых решений, не говоря никому ни да, ни нет. В войсках же, разбалованных привычным уже состоянием «ни мира, ни войны», едва ль не в открытую судачили о прелестях Ливонщины — в чем всякий воин мог самолично убедиться хотя бы из сравнения покупательной способности новгородской монеты и московских бумажек в том самом Горюхине. Прежде за такого рода разговорчики можно было мигом загреметь под трибунал, но с той поры, как традиционная забава пьяных солдат — засовывать осведомителя в мешок и топить в нужнике — приобрела мало-помалу всеобщий характер, воинское начальство, не без облегчения, махнуло на то рукой.

Перед лейтенантом Ковшегубом, однако, перспектива сего «замирения» ставила вопросы вполне практические. С военной карьерой у него, стало быть, решительно не заладилось, а что дальше делать на гражданке ему, сироте вятскому, было совершенно непонятно… Всё это прокрутилось в его голове, пока он поворачивался за подтверждением к своему непосредственному начальству:

— Воевода?..

— Делай, что велено, лейтенант, — буркнул тот, всем своим видом выражая крайнее неудовольствие: еще бы — пришлось-таки принять какое ни есть, но решение…

— Так точно! Кого мы сопровождаем?

— Нас с боярином, — откликнулся сидевший чуть поодаль одноногий верзила в суконной куртке с капюшоном; эге, да ведь это, небось, и есть всемогущий шеф годуновской Особой контрразведки, легендарный и загадочный Странник!

— Но это же против всяких правил, Борис Феодорович! — тоскливо вздохнул воевода: снимал, по обыкновению, с себя всякую ответственность.

— Отчаянные времена требуют отчаянных мер, — назидательно произнес англичанин (судя по тону — цитировал какой-то ихний, военно-морской, регламент) и извлек из-за пазухи флягу:

— Примешь чарку, лейтенант? Настоящий ром, из Метрополии.

Ночь была лунная, и провалившиеся по колено в сугроб заснеженные ёлки по сторонам тропы напоминали рельеф на старинной гривне: серебро с чернью. Дорога до Горюхина была знакомой — воины с нее, чай, и впотьмах бы не сбились, ориентируясь на один лишь аромат тамошнего самогона…

Село, оказавшись в нейтральной полосе той «странной войны» (впрочем, «странной» она сделалась лишь последние пару лет — до того-то война была вполне всамделишной) не только выбралось из вековечной своей нищеты, но даже и процвело. Экономика, правда, там сложилась специфическая: основу ее составляли самогоноварение и… ну, вы поняли; что ж до мужской половины населения, то ее основным промыслом стала перепродажа краденого армейского имущества, а также контрабанда и мелкое шпионство.

Отношения между постоянно наведывающимися в село «москалями» и «ливонцами» сложились любопытные. Насчет того, что тем якобы случалось сыграть между собой в лапту или учинить на масленицу честной кулачный бой стенка на стенку — это, конечно, легенды, но вот то, что за все годы там не случилось ни единой вооруженной стычки — факт. Не менее поразительным было и то, что никому из тех увешанных оружием молодцов ни разу не пришло в голову не заплатить за полученный товар или услугу…

Впереди приманчиво засветились окошки трактира у околицы — условленного места переговоров. Ковшегуб сделал знак Годунову с Сильвером: оставаться пока на месте, под охраной его бойцов (ведать не ведающих, разумеется, кто эти двое, замаскированные башлыками), а сам двинулся вперед, как предписывал протокол.

Новгородский офицер, тоже в парадно-выходном обмундировании — серебряный Сокол-и-Колокол на треухе — уже дожидался у крыльца. Церемонно откозыряв друг дружке, они на пару отправились внутрь — проверить, нет ли какого подвоха. Трактирщик, загодя очистивший свое заведение от публики, получил из рук обоих благородиев по паритетной серебряной монете и, поклонившись, вымелся вон. Внимательно осмотрели все помещения, не обойдя вниманием кладовки, чердак и подпол — манёвры всё привычные; можно подавать сигнал к началу.