В этот момент появился Малюта с шубой. С поклоном набросил ее государю на плечи и отошел на уважительное расстояние.
Этой минутки Филиппу хватило, чтобы принять решение.
— Государь! — архимандрит глядел прямо и твердо, бестрепетно встретив пронизывающий царский взгляд. — Я ничего не ведаю ни про какие
Чуть помолчал и продолжил:
— А кроме того, Государь, я считаю, что Церковь ни под каким видом не должна лезть в политику — ибо власть ее не от мира сего. Не должны православные убивать православных из-за накладок в престолонаследии. А если уж такая беда случилась, Церковь должна тому братоубийству противиться елико возможно. И уж никак не благословлять его, угождая властям земным!
— Рад, что не ошибся в тебе, Владыка! — кивнул Иван. — Только вот насчет Москвы не горячись: сам подумай — долго ль ты там проживешь, с эдакими-то свидетельствами? Да, собственно, ни до какой Москвы тебе доехать не дадут… А вот насчет того, что Церковь должна быть вне политики, и, уж во всяком случае, не должна благословлять братоубийство на почве династических распрей —
— Так чего ты хочешь от меня, Государь? Каких дел — раз уж тебя сейчас лишь они интересуют?
— Если… да что там «если» — когда! — из Москвы прозвучит анафема мне… Я хочу, чтобы в контролируемой мною части страны — нам никому пока не ведомо, сколь обширной она окажется — Церковь отказалась бы ее публично оглашать. И я хочу, чтобы ты, Владыка, довел эту простую мысль до клира. Пусть попы тихо саботируют московские
Филипп глянул на царя с удивлением, могущим в любой миг перерасти в подозрение: внезапная латынь его явно насторожила.
— Мы ведь в Ливонии, Владыка, а не на Псковщине-Новгородчине! — на ходу сымпровизировал Иоанн. — Так что с
— Ты хочешь от клира неповиновения священноначалию, Государь? — строго остановил того Филипп.
— Я оберегаю их тем самым от кое-чего похуже, Владыка. У меня сейчас и без того будет куча проблем — и внешних, и внутренних. И я, разумеется, не допущу, чтоб еще и церковники вели прямо с амвона подрывную пропаганду среди паствы. Если эту проблему не решишь ты — значит, ее будут решать другие люди, другими методами. Вон, к примеру, Григорий Лукьяныч…
— Только прикажи, Государь! — оживился Малюта; стосковался, видать, по любимой работе…
— Будь по-твоему, Государь, — угрюмо покорился Филипп. — Только вот переоцениваешь ты вес слова моего. Кто я таков? Место моё скромное…
— Ну, это дело наживное, — усмехнулся Иоанн. — Просто иерархи тебя не любят, и ходу не давали. И с Пименом у тебя отношения — совсем уж из рук вон. Что вы там с ним не поделили-то? В бытность твою игуменом Соловецким, а его — архиепископом Новгородским?..
— Это у него со мной плохие отношения, — пожал плечами Филипп. — А у меня с ним — никакие.
—
— К чему эти слова, Государь?
— К тому, что Новгородская кафедра нынче вдовствует, ибо Пимен
— Архиепископа Новгородского?!
— Как знать, может и —
— Опомнись, Государь! — сдвинул брови Филипп, взирая на Иоанна с гневной укоризной. — Ужель ты мнишь за собой власть жаловать клобуком, будто шубой со своего плеча?
— Я?! Разве я уже кого-то жаловал клобуком? — удивился Иван. — Сие уж точно не в моей власти. Однако ж я царь и о будущем державы своей помышлять обязан. А времена-то сам видишь какие настали: коли уж Господь волю свою напрямую вершить взялся — преудивительные события могут нас ожидать!.. Так вот: согласишься ль ты
— Хорошо, я поразмыслю, — отозвался Филипп после продолжительного молчания. — На досуге…
«Вот теперь ты — мой», — подвел черту Иоанн.