Российские университеты XVIII – первой половины XIX века в контексте университетской истории Европы

Однако старые факультеты и после преобразований оставались пока еще в руках иезуитов, тормозивших реформу. Так, например, в Граце иезуиты так и не открыли юридический факультет, хотя двухгодичный курс юридических наук вместе с соответствующим лектором был включен в структуру университета. Большие протесты вызывали не только изменения в учебном плане, но и попытки ущемления корпоративных прав иезуитов, например предписание разделить посты ректора иезуитской коллегии и ректора университета – в том же Граце в 1763 г. в качестве ректора впервые был утвержден священник, а не член Ордена, хотя на выборах первый получил гораздо меньшее число голосов. В Инсбруке продвижению реформ мешало традиционное равнение университета на соседние иезуитские университеты в Инголынтадте и Диллингене. Недовольство правительства в этом случае даже выразилось в особом указе Марии Терезии 1765 г., где с порицанием отмечалось, что университет в Инсбруке за прошедшее время не смог достичь того «цветущего состояния и авторитета», которые характерны для Вены и Праги. Впрочем, саботаж иезуитов, чувствовавших свое постепенное вытеснение, мог вызвать и более жесткую реакцию: в 1760 г. по совету ван Свитена в Грац было направлено письмо Марии Терезии, где она предоставляла иезуитам «свободный выбор»: или подчиняться, как сейчас, так и в будущем, всем высочайшим распоряжениям и мерам и в точности их исполнять, или полностью отказаться от притязаний на университет.[707]

Начало второго этапа университетских реформ в Австрийской монархии знаменовали два близких по времени события – уход из жизни Герарда ван Свитена в 1772 г., вскоре после которого Мария Терезия потребовала отчета у директоров факультетов Венского университета и захотела узнать их мнение о возможных улучшениях, а также роспуск римским папой Ордена иезуитов, потребовавший срочных новых действий правительства. Со смертью главного идеолога первого этапа преобразований училищная Комиссия разделилась во мнении о дальнейшем направлении реформ, и право выбора оставалось за Марией Терезией.

На первый план среди реформаторов выступила фигура профессора естественного права Венского университета, воспитателя будущих императоров Иосифа II и Леопольда II, Карла Антона Мартини, который к тому же пользовался покровительством канцлера Кауница. Мартини сочувственно относился к опыту Гёттингена и предлагал усилить привлекательность Венского университета за счет научной деятельности, создать рядом с университетом Академию наук, предоставить профессорам больше свободы для преподавания и исследований. По поручению Кауница гофсекретарь И. М. Биркеншток представил в 1773 г. докладную записку о Гёттингенском университете, которую должна была рассматривать училищная Комиссия и извлечь из нее возможные дальнейшие предложения для реформ. Биркеншток подчеркнул существующую в Гёттингене благоприятную атмосферу, создаваемую профессорами, от которой происходит «рвение к учебе» у студентов. Благодаря изобильному снабжению гёттингенских ученых всем необходимым, те, по мнению гофсекретаря, не злоупотребляют свободой и поэтому даже освобождены от цензуры. Биркеншток посоветовал обучать как можно больше австрийских подданных в Гёттингене за казенный счет, чтобы, возвращаясь на родину, они принесли бы сюда новые представления о науке и образовании.[708]

Однако в Комиссии «происки тайных врагов всякого добра» (по определению Мартини) помешали попыткам направить реформы по пути Гёттингена. Это показали принятые в 1774 г. очередные новые учебные планы, а также устав Венского университета, объявленные образцовыми для всех остальных университетов монархии Габсбургов. Вместо распущенной Консистории иезуитов вводился заменяющий ее высший орган университета – Сенат, состоявший из ректора и четырех деканов, впрочем, его компетенции ограничивались лишь судебными делами. В уставе содержалось разграничение полномочий директора факультета и декана в пользу первого, который председательствовал на факультетских собраниях и руководил учебным процессом, тогда как второй лишь принимал участие в экзаменах и присуждении ученых степеней. В очередной раз был пересмотрен состав кафедр и сроки учебы: на высших факультетах они были установлены в 5 лет. Богословский факультет был передан под надзор архиепископа, на медицинском учреждена хирургическая клиника. Философский факультет и в новом учебном плане по-прежнему сохранял свою роль подготовительного для трех других: все студенты были обязаны два года слушать лекции от логики и метафизики до физики и математики. Тем не менее, по примеру «модернизированных» немецких университетов, состав предметов философского факультета значительно расширился (до десяти кафедр) в соответствии с новыми, актуальными для века Просвещения науками, и на третьем году обучения студенты, если они этого желали, могли уже слушать лекции по таким дисциплинам, как высшая математика, астрономия, камеральные науки, эстетика или филология.[709]