— Никто не может делать выбор за человека, — сказал я. — Отцы выбирают для своих детей образ их жизни, строя мир, в котором им предстоит жить и придумывать правила, по которым им жить, а дети… Дети живут в этом мире по этим правилам и готовят правила для своих детей. Каждый решает сам.
— Ты жестокий человек, — сказала она. — Тебе никогда, никого не жаль? Просто, без всяких философствований и правил?
— Нет, — сказал я. — Я уже давно никого не жалею. Ни себя, ни тех, кто меня окружает.
— Посмотри на них, — обвела она рукой зал вокруг себя. — Они все такие разные. Умные и глупые, хорошие и плохие, красивые и не очень. Почему из-за того, что так устроен мир, они должны страдать все? Разве это справедливо? Кому и что они сделали такого, что их заставляют умирать раньше положенного?
— Раньше срока не умирает никто, — заверил я. — А насчет "страдать"… Абсолютно счастливы только идиоты. Все остальные рано или поздно встречаются со страданиями, неприятностями и смертью. Другое дело, как они это воспринимают. Озлобляются или принимают как опыт, готовы к этим встречам, или они застают их врасплох… Радости людей не закаляют, Надя. И праздник не может длиться всю жизнь так же, как солнце не может светить двадцать четыре часа в сутки. Мир устроен сложнее, чем желания людей… И мудрей.
— Все равно не приму этого, — сказала она. — Люди должны любить, а не умирать… Я не могу этого принять, потому что любила своих одноклассников… А они умирали… И никакая философия не сделает мысль об этом менее страшной.
— А она и не должна быть приятной. Это — смерть. Бывают еще лишения и боль, потери и горе, трагедии и бессилие, нищета и подлость, предательство и… Много всего. Кроме мазохистов, им никто не радуется. Но они есть.
— Почему же их так много?!
— Я уже говорил тебе, что все злое куда плодовитее, чем доброе. "Колесико за колесико — и поехало". Люди могли бы остановить эту адскую машину, но не хотят. Им приятнее смерть и страдание, чем потеря богатств, власти и привычного образа жизни… Надя, я, пожалуй, пойду. Ты расстроена, а я со своей философией еще больше порчу тебе настроение. Это твоя жизнь, и я зря согласился прийти сюда. Я здесь чужой и не могу быть попутчиком твоей скорби.
— Я пойду с тобой, — сказав она. — Я уже повидала всех и поговорила со всеми. Сейчас начнутся танцы, а танцевать мне почему-то не хочется… Извини, что я сорвалась. Мне их очень жаль, и я не могу понять, почему они умерли.
— Ты раньше никогда не сталкивалась со смертью? — удивился я.
— Когда я была маленькая, у меня умерла бабушка. Я очень ее любила. Переживала так, что даже заболела… Все время плакала…
— Н-н-да, — сказал я. — Не хочу тебя расстраивать, но в этой жизни тебе предстоит увидеть еще много не самых лучших дней… Если судить объективно, то жизнь — это вообще не сахар.
— Но почему?
— Наденька, ты как маленький ребенок. Это же столь простые вещи — предательство, жестокость, злость, смерть…
— Но почему?!
— О, Высшие силы! Помогите мне объяснить этому прекрасному, но наивному ребенку, как устроена жизнь!.. Неужели судьба хранила тебя настолько, что ты не знаешь самых простых вещей? Как же ты вообще выжила в этом мире?
— Повезло, — невольно улыбнулась она. — Но почему все это происходит, я все равно не могу понять… Сегодняшний день не оправдал моих надежд. Я думала, мне будет радостно встретиться с ними, а оказалось, что время несет не только хорошее. И мне не хочется веселиться. У меня нет для этого настроения.
— Значит, мы его создадим, — решил я. — Позволь мне сделать это! Ты можешь довериться мне? Доверяешь мне? Она посмотрела в мои глаза и кивнула:
— Я верю тебе. Но…
— Тогда никаких "но". Остальное отдай в мои руки. Я заставлю этот день сиять для тебя. Плохой он или хороший, хочет он этого или нет, но он будет сиять, искриться и радовать тебя… Дай мне твою руку. Идем.
— Здравствуй, Зураб, — приветствовал я старого цыгана. — Давно мы с тобой не виделись.
— Давненько, — не вынимая закопченной трубки изо рта, подтвердил он. — Я уже внуков на ноги поставил, а на твоей буйной голове по-прежнему нет седых волос. Как тебе это удается? Ты используешь краски, или ты колдун?
— Просто я очень не люблю перемен, — улыбнулся я. — Даже в малом… Скажи своим бесенятам, чтоб выгружали из моей машины ящики с вином и бочонки с коньяком. В багажнике лежат подарки для тебя… У меня сегодня праздник, Зураб. Сегодня эта прекрасная девушка разрешила мне раскрасить для нее вечер моими красками. Как ты думаешь, Зураб, смогу я соткать ее настроение, если первой нитью станет бесшабашность и мудрость цыганских песен? Грусть их глаз и их тоска по любви?
Старый цыган выколотил трубку о каблук вышитого сапога, посмотрел на девушку и улыбнулся в усы.