Роса в аду

— Через пять лет он спился, — глухо сказал я. — Маленький гарнизон, никаких перспектив, низкое жалование… Ей изрядно досталось от него, но два маленьких ребенка не давали ей возможности уйти. Подобная жизнь быстро превратила ее в старуху. Забитую, забывшую, что такое радость жизни, испуганно вздрагивающую каждый раз, как он приходил домой. Ты знаешь, как влияет на человека мысль о бесперспективности, нищете, собственной убогости? Через семь лет он погиб в пьяной кабацкой драке. А она… Она дожила там свой век… Вот и вся сказка.

— Ты говорил, что это было двенадцать лет назад… Ты придумал эту историю?

— Придумал, — легко согласился я. — Это была неудачная сказка. Забудем про нее. И вообще, я веду себя несколько странно. Пришел извиняться, а начал с обвинения всего женского пола. Я вообще страшный ворчун. Зануда и ворчун. Мне всегда всего мало. Все хочется иначе, по-другому… А есть — как есть, и становится только хуже, вот характер и портится.

— Займись чем-нибудь. У каждого человека есть тот талант, который у него больше, чем у других, надо только отыскать его в себе. Научись чему-нибудь. Это же так интересно: стремиться стать в чем-то первым, надеяться на что-то, жить, работать, творить…

— А я все умею, — грустно признался я. — У меня было время научиться.

— Но творчество позволяет идти дальше. Оно не ограничивается рамками. Раз у тебя такой большой опыт, то анализируй его, вырази свою точку зрения, создай нечто такое, что…

— Для этого нужно иметь настрой. Состояние души, если угодно. Да и зачем? Для чего? Если писатель, закончив книгу, сжигает ее, композитор уничтожает ноты только что сотворенной музыки, а скульптор зарывает свое создание в землю — это не творцы. Они делают это ради людей. Ради идеи. Ради красоты… А я не люблю людей.

— Чем же ты занимаешься?

— Многим. Я свой человек в политике, в религии, в бизнесе… А специализация… Специализация, пожалуй, в военном деле. Всё, что касается интриг, стратегии, убийств и политической подоплеки… В настоящее время занимаюсь преимущественно консультациями. Я — советник.

— Не слишком ли много для одного человека?

— Если уж раньше поспевал, то теперь и подавно… Теперь я даже не тороплюсь. Век электроники и скоростей, все происходит широкомасштабно, организованно и быстро. Я уже не чувствую себя той фигурой, вокруг которой крутится все дело. Оно обходится без меня. Мне остается только наблюдать и контролировать.

— Как-то уж больно грустно все это звучит. Неужели все кажется настолько серым? Ведь есть же что-то интересное, живое, меняющееся…

Я пожал плечами:

— Может, и есть… Но и это не ново. А раз не ново, значит я это уже видел… Я скучный человек, Надя. Не будем говорить обо мне. Давай лучше поговорим о тебе…

— Не успеем — я уже пришла. Спасибо, что проводил. И за цветы — спасибо.

— Какая ты хитрая. Теперь ты знаешь обо мне самое худшее, а я не знаю о тебе самого лучшего. Это не справедливо.

— Женщина должна быть чуточку таинственна, — засмеялась она, глядя на мое расстроенное лицо. — Когда в женщине есть тайна, ее стараются разгадать, думают о ней. А когда она проста и понятна — быстро теряют интерес.

— Я и так думаю о тебе. А в тайны я не верю. Чаще всего прячут то, чего стыдятся или боятся. Ты заинтересован, пытаешься добраться до сокрытого, срываешь все покровы, а там… Нет, тайн я не люблю. Ну вот, теперь, ко всем своим прочим грехам, я показал тебе лицо умника, нытика и пессимиста. Тебе нравятся ноющие пессимисты?

— Нет, — призналась она. — Но когда раны зудят, то чаше всего они идут на поправку.

— Только не в моем случае. Это мое обычное состояние… Я еще увижу тебя?

— Может быть.

— А когда?

Она пожала плечами, улыбнулась мне на прощанье и скрылась за дверью института.

Я повернулся, собираясь уходить, но посмотрел на серое, преддождевое небо, на угрюмых прохожих, спешащих по своим делам, на кроны деревьев, одевающихся в легкие наряды из первых, едва пробившихся из почек листьев, и решительно повернул обратно. Подойдя к стоящей у подъезда скамье, сел и приготовился ждать.

Увидев меня стоящим у входа, она не поверила:

— Все это время ты ждал меня здесь?

— Нет, — сказал я. — Я отходил, чтобы купить зонтик. Я видел, что начинается дождь, а ты не взяла зонт, и решил встретить тебя, чтобы проводить обратно. Можно было доехать на машине, но это слишком быстро…

Я протянул вперед руку, подставляя ладонь под крупные капли весеннего дождя, и сообщил:

— Холодный… Ты могла простудиться.

— Но ты столько времени простоял под дождем… Больше восьми часов.

— У меня достаточно времени, — кратко пояснил я. — Иногда столько, что мне хочется его убить… Пойдем?

Я раскрыл над ее головой зонт, и мы отправились в обратный путь.

— Ты упрямый, — сказала она.

— Это хорошо или плохо?

— Наверное, плохо. Я уже говорила тебе — мы совершенно разные люди.