Рондуа

— Майкл, с тобой все в порядке? Что-то не так?

Вместо ответа он взял меня за рукав и потянул в заднюю комнату магазина, где у него была контора.

— Хочу, чтобы ты взглянул кое на что.

Его офис маленький и без излишеств. На нескольких стульях из серого гладкого металла сидеть неудобно. Единственная картина на стене — увеличенный кадр из фильма «Кабинет доктора Калигари», и эту же картинку магазин воспроизводит на своих бланках.

— Взгляни.

Майкл прошел за стол и протянул мне сложенный листок бумаги. Я взглянул. На нем жирно, красными чернилами было написано несколько слов. Очень коряво, детским почерком. Точки над «i» были скорее кружками, чем точками, и все такое.

Дорогой Майк,

прошло немало времени, верно? Что ж, ты обрадуешься, узнав, что твой старый приятель Клинтон собирается скоро тебя навестить. Так что приготовь все к вечеринке. Я выезжаю, малыш.

Я попытался отдать письмо обратно, но он не взял его, и я положил листок на край стола. Майкл с несчастным видом уставился на него.

— Приезжает Клинтон? Ну и что?

— Он уже здесь.

Повернувшись, Майкл отодвинул занавеску позади стола и жестом поманил меня к себе. Когда я подошел, он указал на другую сторону улицы. Его руки не могли найти покоя. Они не тряслись, но все его существо излучало какую-то нервозность, какое-то сильное тревожное напряжение. Будто мгновение назад его сильно ударило током, и теперь он не сразу мог прийти в себя.

Улица была полна машин и прохожих, дыма и шума. Толпы людей куда-то двигались, двигались.

— Что ты хотел мне показать?

Он ткнул пальцем:

— Светофор вон там. Видишь, мальчишка прислонился к столбу? В футболке с номером двадцать три?

— В красной?

— Да. Это Клинтон.

— Майкл, — усмехнулся я, — ему же лет пятнадцать.

— Знаю. — Он опустил занавеску.

В последний момент «Клинтон» посмотрел в нашу сторону, как будто почувствовав, что мы говорим о нем.

* * *

Руки могут выдать правду. По тому, как они поднимаются и падают, с безотчетной печалью или грацией, можно прочитать признание в окончательном поражении или любви, скрытое за каменным лицом или циничной улыбкой.

Мы с Майклом сидели по разные стороны стола. Сначала он пытался шутить, но его руки поднимались лишь наполовину — как птицы, не имеющие сил взлететь. И в этом не было ничего смешного.