Теперь все было готово, и мы ждали только моего полного выздоровления, которое, по нашим расчетам, а главное, судя по зарубкам на стене, должно было наступить ко времени нашего отъезда из Блуа. Но тут взбунтовался Мутон, обычно такой смирный и послушный, и опять задержал наш побег.
Как-то вечером два англичанина, восхищавшихся Дьелеттой, подошли к ней, после того как вся публика уже разошлась, и попросили ее еще раз показать свое искусство. Лаполад охотно согласился исполнить их просьбу, уверенный в том, что эти сытые и, наверно, щедрые господа хорошо ему заплатят. Дьелетта снова вошла в клетку.
— Какое прелестное дитя!
— И какая смелая!
И они начали громко аплодировать.
Не знаю отчего, но самолюбие Лаполада было этим сильно задето, и он объявил, что Дьелетта может так бесстрашно играть со львами только потому, что он, Лаполад, прекрасно их выдрессировал.
— Вы… — засмеялся, глядя на него, младший из англичан, красивый белокурый и румяный молодой человек, — да вы просто хвастун! Я уверен, что вы и в клетку-то побоитесь войти!
— Держу пари на десять луидоров, что вы туда не войдете! — прибавил второй.
— Я принимаю ваше пари.
— Отлично! Но пусть девочка выйдет, и вы пойдете в клетку один.
Быть может, напрасно думают, что нужно большое мужество, чтобы войти в клетку к хищным зверям.
— Подай хлыст! — сказал Лаполад, обращаясь к Дьелетте.
— Значит, вы согласны, — продолжал младший англичанин, — чтоб девочка ушла отсюда и не подходила к клетке?
— Согласен.
Мы все собрались возле них. Кабриоль, госпожа Лаполад, музыканты и я. Я должен был открыть дверь клетки. Лаполад снял с себя костюм генерала.
— Если этот лев умен, — сказал один из англичан, — он его не тронет. Слишком жесткое у него мясо.
И оба принялись шутить и смеяться над нашим хозяином, что доставляло всем нам большое удовольствие.
Да, Мутон был умен, он прекрасно помнил, как Лаполад бил его железными прутьями через решетку клетки, и весь задрожал, лишь только хозяин с поднятым хлыстом вошел к нему. Видя, что Мутон дрожит, Лаполад расхрабрился. Он решил, что старый лев боится, и ударил его хлыстом, заставляя встать. Но удары хлыстом — это не удары железными прутьями. Мутон понял, что враг теперь в его власти. Мужество вспыхнуло в его усталом сердце. Он зарычал, встал на задние лапы, и не успел Лаполад ступить и шагу, как лев прыгнул и обрушился на него всей своей тяжестью.
Выпустив когти, он схватил Лаполада огромными лапами и подмял под себя с грозным рычанием.
— Умираю! — закричал Лаполад.
Склонившись над Лаполадом, лев смотрел на нас из-за решетки. Глаза его горели. Он бил себя хвостом по бокам, как по барабану.
Кабриоль схватил железный прут и принялся дубасить льва по спине, но тот даже не пошевелился. Тогда один из англичан выхватил из кармана револьвер и хотел выстрелить Мутону в ухо, почти касавшееся решетки, но госпожа Лаполад оттолкнула его руку.
— Не убивайте Мутона! — закричала она.
— О-о! — воскликнул англичанин. — Да она больше любит льва, чем собственного мужа! — И прибавил еще несколько слов по-английски.
На шум и крики прибежала Дьелетта и бросилась к клетке. Один из прутьев отодвигался, для того чтобы Дьелетта в случае неожиданного нападения льва могла из нее выскочить. Тоненькая девочка легко проходила в эту узкую щель, а лев не мог просунуть в нее свою большую голову. Дьелетта отодвинула прут и проскользнула в клетку. Мутон, стоявший к ней спиной, ее не заметил.
Хлыста с собой у нее не было, но она смело схватила льва за гриву. Удивленный неожиданным нападением и не зная, кто вошел к нему, лев так быстро обернулся, что прижал девочку к решетке. Однако, узнав Дьелетту, он тотчас опустил лапу, которую занес для удара, бросил Лаполада и забился в угол.
Лаполад был жив, но так сильно помят, что его с трудом вытащили из клетки, пока Дьелетта удерживала взглядом пристыженного льва.
Сама она вышла из клетки прихрамывая. Лев отдавил ей ногу; целую неделю она не могла ходить и просидела на стуле. Лаполада же уложили в постель полумертвого, ободранного, залитого кровью.
Только через две недели Дьелетта сказала, что она может ходить и что пора привести наш план в исполнение, тем более что раненый Лаполад не сможет нас преследовать.
Глава XII
Было уже 3 ноября, но погода стояла теплая. Если нигде не задерживаться, то можно прийти в Париж до наступления холодов.
Мы долго обсуждали план побега и в конце концов остановились на следующем. На меня теперь не обращали никакого внимания, и я должен был выйти из балагана первым, взяв все наши вещи, то есть запас черствого хлеба, попону, бутылку, вторые башмаки, небольшой узелок с бельем, который Дьелетта спрятала в моем ящике, и жестяную кастрюльку — одним словом, все необходимое для путешествия. Затем, когда хозяева уснут, Дьелетта встанет, выскользнет из повозки, и мы с ней встретимся на бульваре около заранее намеченного дерева.