—
—
—
Часть первая
С ПЕСНЕЙ ПО ЗОНАМ
Глава 1
ЗВЕЗДА ДЛЯ КАТОРЖНИКА
Студия звукозаписи «Саундбластер» находилась на Фонтанке недалеко от Аничкова моста, в просторном подвале старинного дома со статуями на крыше Владелец студии Сергей Корягин, которого близкие друзья естественным образом называли Корягой, в свое время пытался стать музыкантом, но недостаток таланта, а главное — полное отсутствие музыкального слуха сделали его мечту невыполнимой. Тогда Коряга напрягся и, занявшись сначала незаконной спекуляцией, а потом вполне законным бизнесом, сколотил небольшое состояние, которое потратил частью на приобретение и ремонт помещения общей площадью четыреста метров, а частью на закупку необходимого оборудования. И теперь его студия звукозаписи легко била по всем показателям даже знаменитую советскую «Мелодию».
Для современной цифровой записи имелось нужное количество компьютеров и сопутствующих приборов, но гордостью Коряги были сорокавосьмиканальный аналоговый магнитофон «Штудер», привезенный из Швеции, и четырехметровый пульт «Мираж», поражавший воображение количеством ручек, движков и индикаторов Коряга неоднократно заявлял, что может принять в своей студии хоть «Роллинг Стоунз», хоть «Пинк Флойд», и похоже, это не было пустым бахвальством. Неделю назад по городу пронесся слух, что его видели в компании с самим Марком Нофлером, и теперь Корягу изводили вопросами — а скоро ли знаменитый гитарист начнет писаться в его прекрасной студии?
Однако до Нофлера дело пока не дошло, зато расположившиеся на итальянском диване Сергей Корягин, Лева Шапиро, а также молодая блондинка, сидевшая рядом с Шапиро, наблюдали через пятислойное голубоватое стекло, как суперзвезда российского масштаба Роман Меньшиков заканчивает запись нового альбома с условным названием «Крестный сын».
Роман стоял перед большим микрофоном, похожим на противотанковую гранату, и, придерживая наушники, уже в четырнадцатый раз пел последние строчки своего нового хита:
… И любовь и мечту о свободе я пронес через лагерный ад.
На этот раз получилось неплохо, и звукотехник, наблюдавший за Романом через другое окно, поднял большой палец.
Роман испустил протяжный вздох, сорвал наушники и бросил их на покрытый толстым ковром пол. Открыв тяжелую дверь, он вышел из тонателье и, рухнув в глубокое мягкое кресло, решительно заявил:
— Все. Аллес капут. Если кому что не нравится — пусть Шапиро перепевает.
Всем было известно, что певческий голос Левы Шапиро похож на вопли голодного ишака, и в комнате раздался дружный смех.
Громче всех смеялся сам Шапиро.
— Я могу, конечно, спеть, но тебе это дорого обойдется, — сказал он, открывая для Романа банку пива, — а кроме того, все твои поклонники тут же переметнутся ко мне, и ты останешься с носом. Только моя гуманность удерживает меня от такого решительного шага.
Роман приложился к банке с пивом и посмотрел поверх нее на Корягу.
Тот кивнул и сказал:
— Все в порядке. Запись окончена. Остальное сделает звукорежиссер. Но ты тоже должен быть на сведении,[1] сам знаешь.
Роман оторвался от пива и ответил:
— Конечно, знаю. Кстати, когда оно начнется?