Я уже знал Эдварда Куровского, обаятельного человека и надёжного друга, и мне хотелось увидеть, как он живёт. Шесть лет назад добраться из России до Варшавы было не сложнее, чем из Тамбова в Смоленск. Требовалось лишь одно: «zaproszenie» (приглашение), то есть официальный документ, подтверждающий, что меня в Варшаве ждут. И этот документ мне прислал Куровский. Но были препятствия другого рода. Как раз в то время, когда мы с женой собрались в Польшу, в Европе поднялся шум вокруг событий в Чечне. Европа активно протестовала против «геноцида» чеченского населения. Молодые недоумки сорвали с какого–то учреждения в Гданьске российский флаг и истоптали его, а вместо него повесили чеченский. Нам услужливо показали это по телевизору. Узнав о том, что мы уже купили билеты в Варшаву, мать сказала мне: «Не лучше ли подождать другого случая? Ой, не нравится мне всё это…». Мы ехали в Польшу и всерьёз обсуждали, «под какой народ» будем маскироваться: под белорусов или украинцев… В общем, мы были уверены в том, что в Варшаве нас никто не ждёт с распростёртыми объятиями. Разве что Куровский будет рад.
Время показало, что поляки и Польша — это совсем не то, что нам показывают по телевизору. В общей сложности я провёл там чуть больше месяца (четыре поездки), но ни разу не слышал в свой адрес ни одного дурного слова и не заметил ни одной кривой ухмылки или злобной мины, адресованной на мой счет. И, когда я рассказываю об этом — о том, что и в Польше, и в Египте, и в Испании, и во Франции я не заметил никакой враждебности к русским, — скептики отвечают мне так:
— Ты едешь туда как турист, и это им выгодно, а к тому же ни один народ не хочет выглядеть некрасиво в глазах другого народа.
Я возражаю им, доказываю десятками фактов то, что поляки, простые поляки — удивительно добросердечные люди и их меньше всего интересует то, что я турист и у меня в кармане лежат несколько сотен евро. (Думаю, что и у поляков их не меньше.) А. Буровский написал однажды о Польше так:
В Варшаве я нашёл ответ на вопрос «зачем?». Мои долгие часы работы над польскими текстами, штудирование польского самоучителя и интерес к Польше сослужили мне добрую службу. Через два дня стало ясно, что я понимаю речь поляков и, более того, могу обращаться к ним с вопросами и поддерживать беседу (хотя до сих пор не считаю себя, конечно, специалистом в польском языке, потому что не изучал этот язык систематически). «Я словно польский пёс: понимаю, о чём мне говорят поляки, но в ответ едва ли могу связать хоть пару польских фраз», — шутил я, когда мы гуляли с женой по улицам Варшавы. В этих моих словах была определённая доля лукавства: в беседе с поляками мне уже удавалось отвечать им, хотя это получалось у меня односложно и примитивно.
2
Когда преодолён языковый барьер, турист получает самое главное: возможность путешествовать самостоятельно. Мне уже не нужны были гиды и переводчики, и я не поглядывал нервно на часы, боясь опоздать к автобусу и отстать от группы. Я мог сколько угодно долго оставаться, скажем, в понравившемся мне костёле или до самого закрытия бродить по полюбившемуся музею. Если мне не попадались на глаза путеводители на русском языке, я покупал их на польском, а вывески на магазинах, карты и таблички–указатели не вводили меня в состояние растерянности. Я бродил по Варшаве и переполнялся гордостью от того, что когда–то, в подростковом возрасте, не поленился взяться за изучение этого языка. Уже ради одного этого стоило поехать в Польшу.