Роман с языком, или Сентиментальный дискурс

— С Делей что-нибудь случилось?

— Нет, с ней все очень даже хорошо. (Ну, очень-то хорошо, замечаю про себя, с ней не может быть по определению!) Но у меня к тебе разговор не телефонный. И лучше не у тебя дома. Я еду из центра, давай на «Кутузовской», у первого вагона.

Нервно, с кровью, бреюсь. Ну, пожалуйста, не надо, не нужно мне больше никаких сюрпризов! Неужели даже на скромную, бедную, бесславную, но спокойную жизнь я права не имею?

Примчался на десять минут раньше. Не сидится мне на этом потемневшем и обшарпанном деревянном диване, сную туда-сюда по платформе, мешая поступательному движению целенаправленных пассажиров. И вдруг — снисходит. Полный Покой. Так получилось, что в этом — профессионально как бы неудачном для меня — году основательно покатался в метрополитенах: парижском, лондонском, сан-францисском и, наконец, венском, порой незаметно переходящем в наземный трамвай и вновь ныряющем в норку… Метро везде — и разное и одинаковое одновременно. Четыре иностранных картинки накладываются на одну отечественную и соединяются в объемную кристаллическую пентаграмму. Мир един в своей сути, и вот эта не блещущая красотой «Кутузовская», где года четыре назад с потолка отвалилась бетонная плита, никого, по случайности, не задавив, — тоже полноправная часть вселенной. Логически эта мысль ничего не стоит, но когда почувствуешь ее и верхней и нижней половинами души… Именно для того, чтобы поймать это ощущение, и пускаемся мы во все странствия, меняем небосводы, не меняя души, но обновляя ее и укрепляясь в своем праве на единственную родину. Иным ненасытным для этого нужно посетить и потрогать все полторы сотни государств-членов ООН — простому же человеку вроде меня может хватить и нескольких мимолетных встреч с четырьмя чужбинами. Шел на встречу с малознакомой, двоюродной женщиной, а приключилось вдруг свидание с мирозданием…

Лена выходит из вагона с улыбкой, и я окончательно успокаиваюсь. Как и все, я не в восторге от того, что делается в стране, но один позитивный момент должен отметить: красивые женщины в новых исторических условиях становятся еще красивее. Не знаю, в одежде ли дело, в косметике или иных прибамбасах, которых раньше не хватало, чтобы оттенить, подчеркнуть богатство наших главных природных ресурсов. После обмена поверхностной информацией друг о друге, слышу слова, которые сначала разлетаются в разные стороны, как искры, и лишь по прошествии нескольких секунд дают понять заключенную в них информацию:

— Неделю назад Деля родила дочку, назвала ее Машей. Авторство не вызывает сомнений.

При этом Лена так красноречиво и пристально смотрит на меня, как никто, кажется, никогда не смотрел. Что это она вдруг? А, еще раз подтверждает для себя самой свою безошибочную догадку. Мое же сознание в эту минуту успевает подсчитать, что между нынешним маем и прошлогодним августом, когда Деля меня навестила, примерно девять месяцев.

— А как она мне… она меня…

Членораздельное вопросительное предложение у меня никак не складывается, но Лена объясняет все достаточно вразумительно.

— Она хотела родить, года два уже говорила об этом. Мне казалось, что имеется в виду все-таки Игорь. А уже перед самым роддомом она мне позвонила и говорит: «В моем возрасте всякое бывает. Если со мной что-то случится, а ребенок будет в порядке, дай, пожалуйста, знать Андрею». Я удивилась, но промолчала. А когда пришла к ней в роддом, то об Андрее уже речь не заходила. Но на девочку я успела взглянуть и заметить некоторое сходство не с Игорем. На тебя вышла сейчас, можно сказать, в порядке самодеятельности. Не уверена, что поступаю правильно. Игорь считает Машу своим ребенком, а юридически отцом является только он, насколько я в этом разбираюсь.

Ты абсолютно правильно, Лена, поступаешь, даже благородно поступаешь. Это было бы чудовищно, если бы от меня скрыли… Но ты по вполне понятным причинам не представляешь силу удара — ведь ты не знаешь, что у меня отнимают уже вторую дочь подряд. Сейчас мне надо — для начала — подняться с этой скамьи, проводить тебя до вагона, улыбнуться на прощанье. А потом будем искать выход. Из станции и из ситуации.

Какие тут могут быть стратегии, тактики! Жизнь рушится окончательно, и остается только идти напрямую. Набираю вспомненный не без труда номер, называю себя и прошу дать мне поговорить с Делей. «Нельзя», — отвечают мне как ребенку, и я вдруг понимаю, что встретился с тем, что на юридическом языке называется непреодолимой силой. Рассчитывать на возвращение Дели с моим ребенком ко мне я мог бы только если бы был свободен. Я не соблюл условий договора и теперь за это расплачиваюсь. А может быть… Родить от меня, но не для меня — слишком изощренное коварство, Деля на него неспособна. Да, коварства в ней нет, но странность ее, нестандартность могли подтолкнуть на любые действия…