А потом было «Русское радио», где я в принципе чувствовал себя легко и комфортно. К ведущим там относились как к людям, причем некоторые из них работали там со дня основания, а не по два года, как в «Опе». Управлял этой станцией холдинг под названием «Русская медиагруппа», который основали два Сергея: Архипов и Кожевников. Первый — седой и кучерявый, второй — блестяще-лысый. Первый ведал креативной политикой, то есть всем, что связано с наполнением эфира. Второй же работал с финансами, рекламой и занимался администраторской работой. Станция развивалась и расширялась, получала новые частоты, открывала своих «дочек»… Естественно, они не могли пройти мимо освободившегося из «Опы» выдающегося радиоведущего Романа Львовича Трахтенберга, и я получил достойное место в сетке вещания этой весьма популярной в то время станции.
А потом случился конфликт, объяснить который иначе как дьявольскими кознями невозможно. В результате через две недели Архипов продал свои ценные бумаги оставшимся акционерам за 47,5 миллиона долларов и ушел. Заметим в скобках, что вскоре он стал заместителем генерального директора ВГТРК.
Первым и самым разрушительным мероприятием (несомненно, без бесовской помощи тут не обошлось) было решение ставшего президентом Кожевникова назначить программным директором Рому Емельянова, который был до этого обычным ведущим на «Ретро FM». Человек, в креативе не смысливший вообще, равно как не отягощенный и особым образованием, он стал устанавливать на «Русском радио» свои порядки. Борьба добра со злом продолжалась недолго. Не выдержав поползновений нечистой силы, станцию покинула лучшая часть творческого коллектива: Бачинский со Стилавиным, Андрей Малахов, Сергей Зверев, Александр Карлов и Катя Новикова, Алла Довлатова, Андрей Чижов, Павел Паньков и другие. У меня же до конца контракта оставалось два месяца, и я тоже подумывал об уходе…
Понятное дело, от звонка программного директора на следующее утро после моего «грубого однократного нарушения контракта» я ничего хорошего не ждал. И оказался прав. В довольно сдержанных терминах, что было ему не очень свойственно, он сообщил мне о том, что моя работа на радиостанции заканчивается, что я могу использовать возможность уволиться по собственному желанию либо буду уволен в связи с нарушением контракта в полном соответствии с Трудовым кодексом Российской Федерации. Хоть и обезлюдевшее, но еще барахтающееся «Русское радио» я все-таки любил, а скорее всего, любил его слушателей. Но лишний раз упомянутое, причем не мной, вульгарное простонародное либо ругательное наименование мужского полового органа в один момент перечеркнуло всю любовь и дружбу, равно как и серьезную прибыль, которую станция получала от рекламодателей, дававших рекламу в моем шоу и тянувшихся ко мне спонсоров. Вот так и закончилась славная история «Самого популярного и рейтингового вечернего шоу Романа Трахтенберга», которое заставляло миллионы людей слушать ту чушь, которую мы вместе с ними несли в эфир, и радоваться глотку свободы, оказавшемуся на деле таким коротким.
Когда я ушел с радиостанции, корпоративные мероприятия в свете мирового экономического кризиса практически не проводились, а мой клуб «Трахтенберг-кафе», задавленный гигантской арендной платой за помещение в центре Москвы и прекращением лицензии на продажу алкоголя, законсервировался до лучших времен. Впервые за многие годы я неожиданно остался практически без работы. И это было хуже всего, поскольку у меня была привычка работать много и плодотворно. А тут вдруг образовался своего рода вакуум. Плодов не предвиделось, а реальной возможности вложить куда-либо оставшиеся у меня средства, чуть меньше миллиона долларов, практически не было.
Жизнь в нашей стране во многом напоминает мне игру в футбол. Вот только правила, которые устанавливаются обычно столетиями, могут у нас поменять прямо во время игры. Сыграл защитник рукой, судья назначил штрафной, а противник схватил мяч в руки, побежал к воротам и — ничего. И судья на голубом глазу объясняет, что постановлением правительства с этой минуты разрешено играть руками, но только нападающим и только в течение девяти месяцев. А потом вдруг устанавливаются налоги на бутсы и экологическая норма, запрещающая иметь на них более шести шипов. А затем вводятся запретительные пошлины на иностранных игроков, чтобы своих растили… В общем, вкладывать куда-то деньги значило просто подарить их, причем неизвестным мне гражданам или компетентным организациям. Более того, невложенные либо неосмотрительно вложенные средства упомянутые лица и организации могли без особых формальностей отнять…