Глотнув коллекционного коньяка прямо из горлышка, он пустил бутылку по кругу, и через пару минут она опустела. Кроме захваченной Шуриком банки тушенки, в наших рюкзаках обнаружились еще несколько пачек галет, шесть маленьких баночек черной икры, а также бутылка „Гжелки“, которую Тыну прихватил в „ельцинском“ автобусе. Еще было шесть почти полных фляг воды и бутылка боржоми, захваченная мной из сталинских запасов в коллекционных целях. Если смерть от голода и жажды нам, похоже, не угрожала, то вот некоторые другие факторы меня беспокоили. В первую очередь это была заметно повышавшаяся температура в нашем убежище. Наш тоннель был достаточно большим, но, по всей видимости, абсолютно герметичным. Вентиляция, если она и была, скорее всего, была повреждена, поскольку притока свежего воздуха не ощущалось. По расчетам Цана, который с самого начала нашего заточения уселся за свой ноутбук, воздуха нам в лучшем случае хватило бы на двое суток, но, учитывая возрастающую температуру, он определил нашу жизненную квоту примерно в двадцать часов. Связь отсутствовала полностью, навигатор не работал, из чего я сделал вывод о том, что нас завалило достаточно серьезно. Поэтому нам оставалось лишь ждать, тем более что и освещение в нашем убежище постепенно гасло. Я дал команду глотнуть воды и отдыхать, стараясь экономить воздух. Как говорилось в одном детском стишке: „Делать было нечего…“
Увидев, что Тыну внимательно изучает книгу, которую он стащил со стола в комнате отдыха Сталина, я поинтересовался, что это за произведение.
— Этто, госпотин Трахтенпперк, паратный экземпляр товоенной конституции Эстонии. На нем тафали кляттфу высшие чинофники. Если я ферну ее ф Эстонию, то путу национальный герой!
— Ну ладно, герой, давай отдыхать, нас, надеюсь, еще ждут великие дела…
Через полчаса наш тоннель погрузился в полную темноту. Снаружи не доносилось ни звука, и кто-то из бойцов начал даже похрапывать. Я также решил, что лучшим выходом будет беречь силы, и, устроившись поудобнее (хотя как можно устроиться на стальном полу?), провалился в сон.
Судя по светящимся цифрам и стрелкам моего „Ролекса“, проспал я часа два. Правая половина тела за это время основательно затекла, и мне пришлось предпринять определенные усилия, чтобы пошевелиться. Соратники, за исключением Цана, напряженно вглядывавшегося в экран ноутбука, крепко спали. „Надо же, — подумал я, — и никакой фенамин не помог, дрыхнут себе без задних ног“.
— А что, Иван Васильевич, есть у нас какие-нибудь позитивные сдвиги?
— Пока разве что температура перестала расти, что свидетельствует о прекращении извержения и пожара. Еще было два проявления сейсмической активности, примерно пять баллов по шкале Рихтера. Ну и, что самое главное, постепенно начал оживать радиоэфир. Я поставил аварийный маяк на постоянную передачу сигнала SOS, так что наши координаты уже наверняка есть у спасателей. Если наверху еще остались спасатели…
— А не попробовать ли нам выбраться через один либо другой выход? Может быть, там остался проход?
— В сторону центрального траурного зала выйти однозначно невозможно, там пока еще держится высокая температура, и, думаю, все просто расплавилось. А вот насчет второго выхода, думаю, можно попробовать. Если только сейфовая дверь не повреждена настолько, что не сможет открыться, — взрыв в кабинете коммерческого директора ведь был серьезный…
Пока бойцы, разбуженные нашей беседой, просыпались, Цан перетащил компьютер к сейфовой двери и, освещая пространство перед собой аварийным фонарем, подключал щупы к блоку замков. Вскоре раздалось щелканье электромеханических запоров, а затем шипение воздуха, врывавшегося в наше убежище снаружи. Но дверь удалось приоткрыть только на несколько сантиметров, дальше она явно уперлась в какое-то препятствие.
— Единственный выход, — сказал Рамиль, — попробовать сдвинуть дверь направленным взрывом, но тут надо все точно рассчитать, а то в замкнутом пространстве он и нас достанет…
Подполковник и китаец погрузились в расчеты, а остальные отправились в самый дальний конец убежища, чтобы укрыться от взрыва. Подошедший через несколько минут Рамиль построил грамотный оборонительный редут: впереди, прикрываясь омоновским щитом и снятыми с бойцов бронежилетами, удар принимали на себя он сам и Тыну, за ними на пол уселись мы с Рогаликом, а Шурик, Цан и Жоржик прижались к двери в кабинет Сталина. Все острые предметы были убраны, а оружие упаковано в один рюкзак.
— Ну, с Богом, — сказал подполковник. — Аллах Акбар! — и нажал кнопку дистанционного взрывателя.
Сначала мы услышали уже привычный нашим ушам звук взрыва, а потом ударная волна буквально впечатала нас в стальную дверь убежища. Через некоторое время, почти оглохшие, но живые мы стали расползаться по полу. Очнувшийся раньше других Шурик сбегал к месту взрыва и торжественно объявил нам, что путь свободен. Собрав наши скромные пожитки, мы двинулись к выходу из убежища.