Ролевик: Хоккеист / "Лёд"

   Фронт Освобождения Квебека был полулегальной организацией экстремистов, родившейся под прессом англоязычных канадцев, десятилетия бывших на первых ролях в провинции. Руководящие должности, официальные назначения, доминанта английского языка... Большинство франкофонов его просто не знали и от того едва ли могли рассчитывать на любую работу кроме физической. Кто-то предпочитал бороться мирными методами, но всегда находились и те, кто желал изменить ситуацию быстро и жестоко.

   Радикалов из FLQ официальные власти открыто боялись, хотя действительно серьезных поводов к этому Фронт пока не давал. Впрочем, это только порождало еще больше слухов о заговорах, интригах и изощренных схемах. На Фронт охотно вешали всех собак, не официалы, так пресса. Нилан как-то говорил, что две трети преступлений, приписанных Фронту - просто уличные преступления, каких в любой другой канадской провинции не меньше, а может и больше - не говоря уже про Штаты.

   Даже если так, открыто указывать на FLQ опасно. Кто знает, как воспримут ложное обвинение от "своего", франкофона, к тому же игрока "Варлокс". Главный хоккейный клуб Монреаля был своего рода знаменем, символом успеха и победы, который вдохновлял многих жителей провинции. Неосторожные слова могут быть приняты очень болезненно.

   В любом случае, Дженни пока в безопасности. План сработал - пусть и не совсем так, как рассчитывал Руа. То, что Джастифай рано или поздно выйдет на госпиталь, было понятно. Похоже, Патрик опередил его всего на несколько часов - иначе, он бы не среагировал так быстро...

* * *

   Февраль, 28-е, 13.00

   - Эй, месье! Вы, да, вы!

   Патрик удивленно обернулся на окрик. У потемневшей от сырости стены сидел на корточках паренек лет тринадцати, грязный, в одежде не по размеру, изношенной и выцветшей. Лицо, едва различимое под копной спутанных волос, все в пятнах, не то грязь, не то какая-то болезнь. На голове кепка, большая и разношенная, натянутая на самые уши, руки в обрезанных шерстяных перчатках, рукава подвернуты и заколоты булавками. На шее поверх одежды болтается грубый амулет - засохшая куриная лапа, потемневшая и скрюченная.

   - Что? - спрашивает Патрик. Парнишка улыбнулся, сверкнув в отсвете ламп неожиданно чистыми, здоровыми зубами.

   - Вы бы не ходили туда, месье, - с нахальным видом объявил он. - А лучше вообще домой идите.

   Патрик не нашелся с ответом. Послушаться беспризорника, случайно встреченного на улице? Глупо.

   - Дадите четвертак - скажу, почему вам туда нельзя идти! - вдогонку крикнул мальчишка. Руа остановился. В конце концов, на двадцать пять центов не купишь и бутылки пива. Засунув руку в карман, он нащупал монету. Парень был уже рядом, рука протянута ладонью вверх. Руа бросил четвертак, который тут же скрылся в кармане беспризорника.

   - И почему мне нельзя идти дальше?

   - Столб черного дыма накроет вас и проглотит, - глядя на Патрика ясным, чистым взглядом ответил ребенок. - Столб высотой до неба, наполненный атомным ядом.

   - Если бы ты просто попросил монету, я бы тебе дал, - ответил Руа. Мальчишка пожал плечами и отвернулся. В этот момент Патрику снова показалось, что он видел его раньше.

   - Как тебя зовут? - спросил он в спину убегавшему подростку. Тот на секунду обернулся:

   - Козмо! Пока, месье! Не ходите туда!

   - Козмо, - повторил сам себе Руа. Имя это было ему так же знакомо. Это имя до войны было в моде - все сходили с ума по ракетам и космическим полетам. Первая американо-советская и последовавшее за ней Пробуждение остудили их пыл. Парень был слишком молод для того, чтобы родиться в космическую эпоху - его имя звучало так же неуместно как Искра или Тракторина...

   Руа сжал руками виски. Голова внезапно заболела так, будто приняла на себя шайбу с хорошего щелчка. Обрывок мысли, рикошет из несуществующего прошлого - что это было? Почему воспоминания, даже такие обрывочные причиняют такую боль?

   Он повернул на Ру Мерье, узкую улочку, ведущую к небольшому кинотеатру "Бомбер". Атрик не очень любил кино, но иногда заходил сюда - в "Бомбере" крутили ленты из Южной Америки и Дальнего Востока, часто без перевода. Иногда попадались старые фильмы из Европы и Советского Союза. Руа иногда вообще не понимал, что происходит на экране. Лишенный смысла визуальный ряд и незнакомая речь вводила его в подобие транса. Так и сейчас - он взял билет, даже не посмотрев, что будут показывать.

   Зал был практически пуст - привязанность Руа к непонятному и бессмысленному разделяли немногие. Молодые пары захаживали сюда, чтобы уединиться на последних рядах, какие-то сумрачные личности шептались о своих сумрачных делах, и только редкие эстеты-авангардисты действительно смотрели кино. В полутемном зале витали духи предков, обитающие в здании. Занавес едва заметно шевелился, словно от сквозняка - они готовились к представлению.