Генрих. Нет, я рассуждаю, как человек, который махнул рукой на безнадежного больного, у которого не хватает юмора отказаться от лекарств в возрасте, когда все равно пора помирать.
Аркадий. Я тоже не питаю никаких иллюзий в отношении старика больного. Но меня страшно интересует вопрос о наследстве. Больного можно даже убить. Но кому достанется наследство? Дело в том, что существует два способа убить старуху-процентщицу, и сообразно способам осуществляют их разные наследники. Так, в 1932 году Гитлер убил дряхлого Гинденбурга и получил тупой нацизм, а в 1947 году какой-то, ну, например, Готвальд убил выжившего из ума Бенеша, которому, действительно, больше ничего не оставалось, как помереть, и получил зверский марксизм-ленинизм.
Генрих. Вы не сказали, кто из них хуже.
Аркадий. Оба одинаковы. Что стоит нацизм, если он, выпестованный семейством Чемберленов, оказался каким-то infantilisme и пошел кидать фугасы на Лондон, а только потом стал кидать (с неизмеримо меньшим успехом) на Москву. Что стоят Чемберлены, если они дотянули открытие второго фронта до тех пор, когда ваши были уже на Висле?
Генрих. В самом деле, что они стоят? И почему вы с ними?
Аркадий. Они ничего не стоят. Почему я с ними? Видите ли, на скачках я никогда не ставлю на жокея. Я ставлю на его лошадь. Ничего не стоят владельцы "Стандарт Ойл", потому что война для них все время утрачивает свое главное назначение: уничтожение коммунизма, из-за новых золотых слитков, которые заплывают в трюмы их сейфов. Я с ними, потому что во все века человеческой истории не было ничего выше и прекрасней современного интеллигента Запада, человека фантастической мощи и свободы мысли.
Генрих. Почему же вы тогда не воевали с нами в армии генерала Власова?
Аркадий. Дело в том, что я не умею стрелять.**
Корреспондент (подходя). Нет, вы оба не правы, один, обвиняя нас в забвении марксизма-ленинизма, и другой, голословно заявляя, что нам вообще коммунизма не будет. Вы даже не можете себе представить, как настоящему советскому патриоту тяжело слушать такие слова.
Аркадий. Простите, пожалуйста, мы хотели у вас спросить, как называются воры, которые изменили, так сказать, уставу корпорации и переметнулись на сторону власти.
Корреспондент (с готовностью). Такие товарищи называются "суками".
Аркадий. Благодарю вас.
(Корреспондент отходит)
Генрих. Скажите, почему до сих пор вас, никогда не прятавшегося и не пытавшегося увильнуть от ответа, до сих пор не скрутили?
(Распахивается центральная дверь. На пороге появляется Марианна)
Марианна. Аркадий! Вы знаете, для чего все это?
(Ее окружает вся стая мелких идеологов)
Мелкие идеологи. Для чего? Говорите скорей! Ну, что же вы молчите? Не тяните душу! Да говорите же, наконец!
Аркадий. Что бы они ни сделали, Марианна, все равно никто из них не знает, в чем смысл жизни человека.
Марианна. Никто.
(Она уходит в угол к Аркадию)
Корреспондент. Что случилось?
Редактор. Уму непостижимо!
Дипломат. Это просто невероятно!
Генерал. Когда начинаем?
Член ЦК. Давай.
Доярка. А сколько на комбинации будут давать?
(В это мгновение распахивается центральная дверь и в ней стоит Верховный
Идеолог Державы. Все замирают)
Верховный Идеолог (в дверях). Ну? (Мертвая тишина) Чего молчите, как говно в рот набрали? Советскую власть испугались? То-то же! Садитесь. (Вся компания жмется к стенкам) Садитесь, говорят. Чего стоите, как бревна? Для того и стулья куплены. Куда с ногами полез, харя! А еще культурный. Небось сам на стенках в отхожем писал: "Не плюй и не выражайся". А ты? Чего, живот заболел, что ли, стоишь раскорякой? Да не ты, вон та, за академиком заховалась. Вот эта, ага, нукась подь сюда, дай я тебя, гниду, ногтем прищелкну. Это ты, что же, длиннее шмотки не нашла? Глядеть погано: весь [нрзб. - нипель?] видно, проститутка. Сейчас, чтобы пальцем прикрыть! А вы чего там в углу шепчетесь? Против советской власти сговариваетесь? Жиды завсегда против советской власти сговариваются. Колом она у них в глотке стоит. Небось при Хайль-Гитлере лучше было? Лучше, да?
Редактор (заикаясь). Смерть немецким оккупантам...
Идеолог. Мало они вас резали. Садитесь. Куда лезешь, корова? Пусти в первый ряд вот эту. (Марианне) Выходи, выходи, милка. Тебе место прямо в первый ряд. Как раз против самых нас. Чего напужалась? Не бойся, тебя не схаваю. (Марианна садится напротив Идеолога) Гуляй здесь. Ну, чего молчите?
Писатель (заикаясь). Под влиянием исторического момента...
Идеолог. Правильно. Возьмешь себе посля булку бесплатно.
Писатель (сияя). Служим Советскому Союзу. Высокая правительственная награда вдохновляет нас на дальнейшие подвиги.
Идеолог. Давай, давай. Ладно. А ты чего, как воск какой-то несоветский, глядишь?
Историк. Я не гляжу... Я так... Я хотел... Я только...