Роксолана и Султан

Надеяться было на что, она в плену уже почти два года, учится второй год, но пока никто на ее тело не посягал и обращались, словно с драгоценностью. Но ничто не вечно…

Двух девушек из пяти обучавшихся куда-то увели и не вернули. Настя попыталась спросить у Зейнаб, та только фыркнула:

– Не твое дело! Их в гарем забрали.

Это означало, что могут забрать и саму Настю? Тогда можно не мечтать, что выкупят, из гарема никому еще не удавалось вернуться домой, это позор для владельца. Стало страшно, но девушку снова успокоила собственная уверенность – она особенная, значит, с ней будет иначе!

Но случилось другое…

Гюль показала какую-то плошку:

– Это для рук, чтобы кожа была нежная и гладкая. Давай мазать.

– А из чего?

Настя знала, что бывают мази из бараньих мозгов, а то еще из чего похуже, потому сначала интересовалась, что в составе.

Гюль наморщила и без того не слишком высокий лобик:

– Ммм… желток, льняное масло, мед и лимон. Никаких не рожденных барашков!

Они намазали руки на ночь и улеглись, выставив их поверх одеяла и стараясь не выпачкаться медом, чтобы не липнуть. Гюль вдруг шепотом сообщила:

– Тот парень сегодня меня снова встречал…

Она говорила о красивом парне, который прислуживал в доме. Конечно, вне своих помещений они передвигались, только закрыв нижнюю часть лица, но глаза тоже умеют говорить. Гюль явно нравилась парню, как и он ей.

– Его зовут Мюрад, я слышала…

– Он тебе нравится?

– Конечно…

– Гюль, у него нет денег, чтобы купить тебя.

– Я знаю.

Этому разговору бы тем и закончиться, но Гюль неожиданно простонала:

– Лучше в омут, чем в гарем к какому-нибудь старику!

– Разве у стариков бывают гаремы?

– У всех бывают. И не нужны будут эти блестящие газели персидской поэзии!

Настя хотела сказать, что они едва ли нужны и Мюраду, тот тоже вряд ли силен в поэзии, но покосилась на Гюль, которая тихо плакала в тишине, и промолчала. Что она могла сказать подруге? Утешить, но чем? Их в любой день могли забрать вот так же, как подруг, и кто знает, что ждет дальше? Действительно, пригодится ли когда-нибудь то, чему учат?

Желая чуть развеселить подругу, Настя принялась читать газели. Ее память всегда была великолепной, а запоминать то, что нравится, вообще могла, услышав впервые. Настя не раз поражала учителей способностью делать это. Например, услышав четверостишье Саади, вдруг заявляла Ниязу, что он уже читал его в позапрошлый раз!

– Как читал? Не читал.

– Ну да?

И Настя слово в слово повторяла услышанное, заставляя Нияза застывать с раскрытым ртом в недоумении. Позже он понял, что золотоволосая полонянка просто схватывает все с первого слова, и перестал поддаваться на Настины уловки.

Она знала множество самых разных стихов, конечно лирических.

– Я болен был, к себе врача позвал.

Но тот, едва взглянув, мою болезнь назвал:

«Ты не меня, глупец, а милую зови!

Твоя болезнь, поверь, всего лишь жар любви».

Но вместо успокоения Гюль разрыдалась окончательно, словно предчувствуя что-то недоброе.

– Я с ним сбегу!

– С ума сошла?! Поймают и убьют.

Настя забыла, что совсем недавно сама твердила, что лучше быть убитой, чем покорной рабой. Но время лечит, вылечило ее и от этой уверенности. Возможно, только потому, что до сих пор девушке ничего не грозило. Кто знает, что сказала бы и как повела себя Настя, случись ей быть проданной, как все, может, и попыталась бы сбежать, а пока девушка с удовольствием постигала премудрости образования.