Роковые поцелуи

– Зато я не забыл их. – Он слегка улыбнулся. – И не собираюсь.

Маркиза была явно рассержена.

– Можно ли вам угодить? И сами-то вы знаете, что удовлетворило бы вас? Как может такой эгоист, как вы, отказываться от денег, власти, влиятельности? Об этом мечтает каждый.

– Я не каждый, мадам. – Он смотрел ей в лицо, но она избегала его взгляда. – Как же плохо вы меня знаете. – Он потер большим пальцем ладонь, затянутую в черную замшевую перчатку для верховой езды. – Как мало все знают обо мне. И о моих грехах. Мой эгоизм особого рода. Ему не нужны милости фаворитки короля… – его голос зазвенел, как остро заточенный стальной клинок, – или ее сводни.

Ла Рашан чуть не задохнулась от обиды.

– Вы зашли слишком далеко! – завизжала она и, схватив фарфоровую статуэтку, метнула ее в Д'Ажене.

Он даже не пошевелился. Статуэтка пролетела мимо и врезалась в стену позади него.

– Ла Шатору, должно быть, предложила вам немалую сумму, – сказал он спокойно. – Десять, двадцать тысяч луидоров? Или вашему мужу пожалуют доходное место при дворе? При определенной сноровке на подкупах и взятках там можно без труда сделать пятьдесят или сто тысяч.

Мадам де Рашан зло рассмеялась.

– Почти двести. – Прищурившись, она посмотрела ему в глаза. – Ла Шатору не простит вас дважды, Д'Ажене. Если вы откажете ей в этот раз, никто не знает, что тогда произойдет. Всем нам будет лучше, если вы вернетесь в Париж. Да, Рашану необходимо это место, но вы… вы один, Д'Ажене. Вы что, не понимаете? И пока вы не вернетесь в Париж, вы всегда будете один. Ла Шатору позаботится об этом.

– На днях я уезжаю, – сказал Д'Ажене. Мадам де Рашан облегченно вздохнула, и на ее лице появилась торжествующая улыбка. – Чтобы присоединиться к нашей армии в Баварии.

– Нет! Позвольте мне сказать ей, что вы вернетесь.

– Можете передать ей, что я приму лишь приглашение короля, а не его шлюхи.

– Дурак! – закричала ла Рашан. Она оттолкнула со своего пути стул, и ее каблуки громко застучали по мраморному полу. – Думайте о том, что делаете…

– Это вы думайте в следующий раз, прежде чем браться пособничать шлюхе.

– Ублюдок! Рашан говорил, что вы ни за что не согласитесь.

Перед глазами Ахилла возникла красная пульсирующая пелена, превратившаяся в жгучую багровую точку. Он двинулся на мадам де Рашан.

– Д'Ажене, нет! – воскликнула она, загораживаясь стулом и отступая. – Я хотела сказать…

Он схватил стул и отшвырнул его в сторону. Раздался оглушительный звон стекла, эхом отозвавшийся от стен. Сверкающие осколки зеркала заиграли сотнями бликов в лучах утреннего солнца.

Маркиза с криком выбежала из комнаты.

– Вы заплатите за это!

Через мгновение красное свечение исчезло и к графу вернулось спокойствие.

– Я согласна, – раздался чей-то голос. В комнату вошла графиня Баттяни, небрежно приподняв подол платья над рассыпавшимся стеклом. – От этого зеркала всегда слепило глаза.

Он ждал, сложив руки на груди. Как долго она была здесь? И будет ли на этот раз играть в невинность. Стекло хрустело под ее ботинками, когда она направлялась к дверям террасы. Проходя мимо, она чуть заметно кивнула графу.

– В конце концов, месье, почему непременно нужно освещать все темные углы?

Д'Ажене поклонился, показав, что понял ее насмешливый вопрос.

– В самом деле, почему, мадам? Иногда свет очень отвлекает.

– Значит, вас легко отвлечь? Жаль. Хотя, возможно, это объясняет, почему кое-кто в Париже так суетится, стремясь стать вашим покровителем.

– «Суетится», мадам?

– «Суетится», месье. Как крысы в темном углу. – Она вышла на залитую утренним солнцем террасу.

Ахилл проводил ее взглядом. Он улыбнулся и пошел следом. Что ж, в конце концов, это Дюпейре отменил свою охоту, а не он.

Увидев рядом с гунтером Дюпейре гнедого жеребца Ахилла, Элеонора немного растерялась.

– Нет, мне жаль, но ты все перепутал, – сказала она конюху, седлавшему ее коня. – Я поеду одна.

Конюх опешил, но Ахилл предупредил его протесты.

– Это безрассудство – ехать одной, – возразил он. – Что вы будете делать, если ваш конь наступит на кроличью нору и сломает ногу.

– Пойду пешком.

– А если вы сломаете ногу?

– Тогда я поползу, месье. Я хочу поехать одна.

Граф опустил глаза, чтобы она не заметила, что ее слова задели его.

– Почему, мадам? Наверное, у вас свидание?

С помощью конюха она забралась в седло и повернулась к Ахиллу, стараясь не дать своему раздражению выплеснуться наружу. Потемневшие от гнева глаза скользнули по его лицу.

– Вы обижаете меня, месье. Не судите о других по себе. – Она развернула коня и поскакала на восток.

Ахилл выругался про себя.

– Эй, грум, – сказал он стальным голосом, не спуская глаз с удаляющейся фигуры графини. – Даю луидор, если ты оседлаешь Широна прежде, чем она исчезнет из виду.

Глаза конюха расширились при обещании такого богатства, и он бросился выполнять приказание. Ахилл уже сидел верхом, когда на вершине небольшого холма поднялось легкое облачко пыли, вырвавшееся из-под копыт скачущего коня графини. Он бросил конюху золотой, потом еще один.