Роковое совпадение

– В силе. – Я умираю от любопытства, хочу узнать, почему Патрик так расфуфырился; каким ветром его занесло в наш суд – он служил в полиции Биддефорда и чаще всего имел дело с окружным судом. Но все это подождет. Я слышу, как за Патриком закрывается дверь, и поворачиваюсь к Рэчел. – Вижу, ты сегодня пришла не одна, а с другом. Знаешь, по-моему, ты первая девочка, которая принесла бегемота, чтобы показать его судье Маккою.

– Ее зовут Луиза.

– Красивое имя. И прическа у тебя тоже красивая.

– Сегодня утром пришлось кушать блины, – призналась Рэчел.

Стоит поаплодировать Мириам: крайне важно, чтобы Рэчел плотно позавтракала.

– Десять часов. Нам лучше поспешить.

В глазах Мириам стоят слезы, когда она наклоняется к дочери.

– Сейчас мамочка должна подождать здесь, – говорит она, изо всех сил пытаясь не расплакаться, но ее голос, такой бархатистый, пронизан болью.

Когда Натаниэлю было два года, он сломал руку. Я находилась в травмопункте, пока ему вправляли кости и накладывали гипс. Он так храбро держался – ни разу не заплакал! – но здоровой рукой настолько сильно вцепился в мою руку, что его ногти оставили крошечные следы-полумесяцы на моей ладони. И все время я думала о том, что лучше бы я сломала руку, разбила сердце – что угодно, лишь бы моему сыночку не приходилось испытывать такие страдания.

С Рэчел проще, чем со многими. Она нервничает, но держит себя в руках. Мириам правильно поступает. Я постараюсь свести к минимуму страдания для них обеих.

– Мамочка! – кричит Рэчел, и действительность накрывает, как тропический ливень. Бегемотиха падает на пол, и – другими словами не описать – девочка пытается влезть маме под кожу.

Я выхожу из кабинета и закрываю дверь, потому что меня ждет работа.

– Мистер Каррингтон, – спрашивает судья, – зачем мы вызываем в качестве свидетеля пятилетнего ребенка? Разве нет других способов решить это дело?

Фишер закидывает ногу за ногу и немного хмурится. Он отточил этот жест до филигранности.

– Ваша честь, меньше всего я хочу продолжать это дело.

«Кто бы спорил!» – думаю я.

– Но мой подзащитный не признаёт обвинение. С самого первого дня, как ступил в мой кабинет, он отрицает, что эти события имели место. Более того, обвинение не располагает ни уликами, ни свидетелями… Все, чем может оперировать миссис Фрост, – показания девочки и ее матери, которая любой ценой готова стереть бывшего мужа в порошок.

– Ваша честь, на этом этапе обвинение не добивается того, чтобы посадить его за решетку, – вступаю я. – Мы просто хотим, чтобы он отказался от опеки над девочкой и прекратил посещения дочери.

– Мой подзащитный – биологический отец Рэчел. Он понимает, что девочку могут настраивать против него, но он не собирается отказываться от своих родительских прав на дочь, которую любит и лелеет.

«Да. Да. Да». Я даже не слушаю. Да и не к чему: Фишер уже рисовался передо мной по телефону, когда звонил, чтобы отказаться от моего последнего предложения признать вину.

– Хорошо, – вздыхает судья Маккой. – Ведите девочку сюда.

В зале суда нет никого, только я, Рэчел, ее бабушка, судья, Фишер и подсудимый. Рэчел сидит с бабушкой и крутит хвост своей плюшевой бегемотихе. Я веду ее к свидетельской трибуне, но, когда девочка садится в кресло, из-за трибуны ее не видно.

Судья Маккой поворачивается к секретарю:

– Роджер, сходите ко мне в кабинет и принесите стул для мисс Рэчел.

Еще несколько минут уходит на усаживание свидетеля.

– Привет, Рэчел! Ты как? – начинаю я.

– Все хорошо, – шепотом отвечает она.

– Я могу подойти к свидетелю, ваша честь? – Если я буду стоять ближе, девочка не так будет бояться. Я продолжаю улыбаться, у меня даже челюсть сводит. – Рэчел, назови свое полное имя.

– Рэчел Элизабет Маркс.

– Сколько тебе лет?

– Пять. – Она в доказательство поднимает вверх пятерню.

– Ты устраивала вечеринку в честь дня рождения?

– Да. – Помолчав, Рэчел продолжает: – Вечеринка для принцесс.

– Держу пари, было весело. А подарки были?

– Угу. Мне подарили Барби-пловчиху. Она умеет плавать назад.

– Рэчел, а с кем ты живешь?

– С мамочкой, – отвечает она, скашивая глаза на скамью подсудимых.

– А еще кто-нибудь с вами живет?

– Больше никто, – шепчет девочка.

– А раньше с вами кто-то жил?

– Да, – кивает Рэчел. – Папа.

– Рэчел, ты в садик ходишь?

– Да, я занимаюсь у миссис Монтгомери.

– У вас в садике существуют правила?

– Да. Не драться, поднимать руку, если хочешь что-то сказать, не карабкаться по лестнице.

– А что происходит, если в школе нарушают правила?

– Учительница сердится.

– Ты понимаешь разницу между тем, чтобы говорить правду и говорить неправду?

– Правда – это когда рассказываешь то, что произошло, а неправда – когда что-то выдумываешь.

– Правильно. А в суде, где мы сейчас находимся, есть свои правила: ты должна говорить правду, когда тебе будут задавать вопросы. Нельзя ничего придумывать. Понимаешь?

– Да.

– Если ты говоришь маме неправду, что случается?

– Она сердится на меня.

– Можешь пообещать, что все сказанное тобой сегодня будет правдой?

– Угу.

Я делаю глубокий вдох. Первое препятствие преодолели.