Сына с визитом Гордеев сегодня не ждал, но был сказочно рад его появлению, потому что первым делом Мишель оттащил Алексея в сторону и, хорошенько приложив того об стену, вцепился в плечи дядюшки мёртвой хваткой и сказал:
– Немедленно прекрати.
Полковник Волконский, разумеется, ожидал совершенно другой реакции.
– Прекратить? Миша, да на чьей ты стороне?! Как ты можешь защищать этого ублюдка? Давай просто выбросим его в окно и дело с концом! Здесь высоко лететь, он наверняка разобьётся!
– Я сказал, прекрати, – сквозь зубы произнёс Мишель, и у Алексея сложилось неизгладимое впечатление, что ещё секунда – и племянник его ударит.
– Что с тобой? – гораздо спокойнее спросил он тогда.
Гордеев тем временем поднялся на ноги и, посмотрев на свою окровавленную ладонь, порезанную осколками, болезненно поморщился. А затем поднял взгляд на своего спасителя и сказал еле слышно:
– Спасибо, сынок. Ты вовремя!
Эта фраза Мишелю не понравилась ещё сильнее, чем Алексей с его никуда не годным поведением. Гордеев вёл себя так, словно они и впрямь заодно, и это Мишеля покоробило. Куда деваться теперь – что делать, что говорить? Позволить Алексею убить-таки отца или избить до полусмерти? Или продолжать заступаться за это ничтожество? Мишелю в тот момент подумалось, что какое бы решение он не принял – всё равно оно будет неправильным.
И тогда он подумал о матери – а чего бы хотела она? К сожалению, ответ был слишком очевиден, и поэтому Мишель ещё крепче прижал Алексея к стене, не давая ему вырваться и вновь броситься на Гордеева.
– Оставь нас, – сказал он, но прозвучало как приказ. А полковник Волконский привык исполнять приказы только вышестоящих по званию и никак иначе. Других авторитетов для него не существовало никогда, он и собственную мать-генеральшу редко когда слушал, что говорить о племяннике.
– Ты ещё смеешь мною командовать? – с вызовом спросил Алексей, призывая на помощь те самые повелительные интонации, от которых трепетали его подчинённые. Но на Мишеля приём не подействовал, более того, он только удвоил его решимость.
– Кто-то же должен командовать, – с не менее ледяной усмешкой ответил Мишель, не разжимая хватки. – И точно не ты, Алексей, потому что в тебе не осталось ничего человеческого. И понятий о чести для тебя тоже, увы, не существует.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, с такой лютой ненавистью, что Гордееву, наблюдающему эту картину, сделалось по-настоящему жутко. Эти две разъярённые стихии готовы были уничтожить друг друга, бесстрашно и безжалостно, и не существовало в мире такой силы, что смогла бы остановить их. Хорошо, конечно, что Алексей переключил свой гнев с него самого на его сына, но проснувшиеся отцовские чувства в Гордееве заставили его взволноваться за Мишеля.
Вот только сам Мишель за себя не волновался ни в коей мере. Если надо, он был готов ответить за свою непростительную дерзость – непростительную и по отношению к родному дяде, и тем более к собственному командиру, полковнику Волконскому.
А Алексей, неожиданно осознавший, что с Мишелем всё выйдет не так просто, как с Гордеевым, в кои-то веки решил проявить благоразумие. А может, и не это было причиной, а безграничная любовь к своему племяннику… которого он помнил ещё забавным зеленоглазым мальчишкой и с которым никак не желал враждовать теперь. Тем более – ссориться из-за этого ничтожества, Ивана Кирилловича! Поэтому Алексей, не забыв метнуть взгляд-молнию на Гордеева, сказал тихо:
– Пусти меня.
По его тону Мишель понял, что сопротивление сломлено, и отошёл на шаг назад, несмотря на вялые протесты Гордеева. Тому явно не понравился такой мирный финал – он не отказался бы, если бы Мишель подпортил безупречную личность Алексея Николаевича парочкой синяков. Или, например, сломал нос – по себе Гордеев знал, что у Мишеля это получается весьма неплохо.
Но Волконские благоразумно не спешили воевать друг с другом, в то время как можно было объединить усилия и вместе воевать с Гордеевым, к величайшему сожалению последнего.
Алексей, ещё раз с ненавистью глянув на Ивана Кирилловича, поправил свой измятый мундир и искоса взглянул на Мишеля. Тот нарочно встал так, чтобы загородить собою отца, на случай, если полковник надумает продолжить начатое, невзирая на предупреждения. Но Алексей не собирался. Однако и уйти просто так, разумеется, он тоже не мог. Поэтому, похлопав Мишеля по плечу, он сказал с усмешкой:
– Молодец, Миша! Твоя мать была бы тобой довольна!
Да ещё с таким ядом сказал, мерзавец, что Мишель едва ли сдержался, дабы не выбросить из окна его самого. Да как он смел попрекать его матерью?! Как смел намекать на то, что он предаёт её память?! Изо всех сил борясь с собственными эмоциями, Мишель старался сохранять похвальное самообладание и на провокацию не поддался. Он лишь наградил Алексея мрачным взглядом в ответ, но так ничего и не сказал.
Поняв, что уловка не сработала, и задеть племянника за живое не удалось, Алексей решил подойти с другой стороны. И поглядел теперь на Гордеева.