Такой вопрос сначала поставил Александру в тупик, она удивлённо вскинула брови и поморщилась, когда резкое движение болью отдалось в разбитом виске. Затем, наблюдая за неподдельным изумлением на лице Мишеля, она непроизвольно рассмеялась.
– Господи боже! Нет, вы, конечно, упомянули, что не были близки с матерью, но чтоб настолько! – с чувством проговорила Саша, превратившись прямо-таки в сгусток злой иронии. Зеркальное отражение сурового и неприступного Мишеля, коим он был два дня назад! Для полноты картины она откинулась назад, на удобную спинку кресла и, скрестив руки на животе, смерила его самодовольным, улыбающимся взглядом.
– Я тебя внимательно слушаю, – напомнил ей Волконский, не скрывая улыбки, с которой уже устал бороться. Её игра поразительно нравилась ему, хотя по-хорошему за такое поведение нахальную девчонку нужно было немедленно отчитать и выставить за дверь.
– Не торопите, дайте-ка насладиться моментом! – смеясь, проговорила Александра. В глазах её плясали бесовские искорки. – Го-осподи, до чего незабываемое ощущение! Его величество в моей власти! Знаете, даже и не хочется как-то раскрывать вот так сразу все карты! Уж очень сладко осознавать, что успех вашего дела целиком и полностью зависит от меня. Хочется для начала вас немного помучить!
Говоря это, она задумчиво покусывала большой палец, как будто придумывала для него изощрённое наказание. Мишель улыбнулся и демонстративно развёл руками.
– Изволь, вот он я, перед тобой. Встать на колени?
– Ох, до чего заманчиво! Да только что мне это даст, покуда мы наедине? Если расскажу кому – всё равно не поверят! Так что, видимо, придётся обойтись без крайних мер и сказать вам правду просто так, за красивые глаза.
А вот про красивые глаза было лишнее, и прозвучало чертовски двусмысленно, принимая во внимание тот факт, что глаза у Волконского и впрямь были ох какие красивые! Но порог своего девичьего смущения Сашенька переступила, кажется, одновременно с порогом в квартиру Мишеля, так что стесняться своих речей было уже как-то поздновато.
– Ты прямо образец великодушия! – съязвил-таки Мишель, не удержался. Но теперь почему-то эта реплика прозвучала по-доброму, совсем не обидно. Александра невесело усмехнулась.
– Какая разница, если Алексей Николаевич всё равно наверняка рассказал бы вам всё по приезде? Неделей позже, неделей раньше. Вы ведь не показывали ему это письмо?
– Нет.
– Так я и подумала. Он бы сразу понял, о ком речь. Максим Рихтер – бывший репетитор Юлии Николаевны, самый преданный её слуга. А в далёком прошлом, если верить слухам, он был гувернёром вашего дяди.
– Максим Стефанович? – Мишель, кажется, начал что-то такое вспоминать. – Да я и фамилии-то его никогда не знал! Алексей упоминал о нём пару раз, а вот матушка никогда. Но постой, как он может о чём-то знать, если его уволили лет двадцать пять назад, ещё до моего рождения!
– Это вопрос не ко мне, – пожала плечами Александра. – Но, руководствуясь доводами здравого смысла, осмелюсь предположить, что всё же у него остались связи с Юлией Николаевной. В конце концов, ей ничто не мешало заехать к нему на огонёк, за двадцать пять-то лет!
– А разве он не уехал назад в свою Германию, или откуда он там?
– Фи, ваше величество, какая Германия! Он русский до мозга костей! Подумаешь, батюшка немец? Сам-то он всю жизнь прожил в нашей сельской глуши. Между прочим, мой сосед, очень хороший и добрый старичок!
– Стало быть, он здесь, у нас под боком? Надо же, какая удача!
– Я бы подождала радоваться раньше времени, – предостерегла его Александра. – И, ради всего святого, не смотрите так, будто прямо сейчас собираетесь броситься к нему за ответами! Он пожилой человек, а на дворе ночь. Вы, конечно, князь и всё такое, но имейте уважение к его возрасту! Ни к чему будить его в такое время: я вас уверяю, разговорчивее от этого он не станет. Впрочем, я искренне сомневаюсь, что он и при свете дня будет рад с вами пооткровенничать.
– Это ещё почему?
– Ах, видимо, потому, что не все вокруг в таком же безумном восторге от вашего семейства, как многоуважаемая Ксения Андреевна!
– А если без иронии? – серьёзно спросил Мишель.
– Я не могу без иронии! – покаянно призналась Александра. – Меня безгранично удивляет то, что я в дела вашей семьи посвящена куда глубже, нежели вы сами! Как такое может быть? Признайтесь, ваше величество, сколько раз за последние десять лет вы наведывались в имение вашей матушки?
– Раз пять, – подумав немного, сказал Мишель. – Или шесть.