Роковая ошибка

Она родилась в Киз-хаусе, предполагала, что в Киз-хаусе и умрет, так что в силу соседского существования постепенно приходила к принятию ритма жизни Верхнего Квинтерна, который, несмотря на войну, бомбы, кризисы и инфляции, не так уж сильно изменился со времен ее детства. Основное отличие состояло в том, что – за исключением мистера Николаса Маркоса, человека нового в здешних краях, – местное общество теперь было гораздо беднее и, опять же в отличие от мистера Маркоса, не держало живущую в доме прислугу. Круг помощниц по хозяйству ограничивался миссис Джим, ее племянницей Берил да дюжиной менее известных женщин, и спрос на них был велик. Чтобы сохранить за собой их услуги, миссис Фостер шла на хитрости, считалось даже, что она прибегает к обману, подкупая их. Между собой кое-кто называл ее Пираткой.

Миссис Джим, по общему признанию, была категорически неподкупна. Миссис Фостер как-то предприняла попытку, но столкнулась с реакцией, заставлявшей ее краснеть каждый раз, когда она об этом вспоминала. Вернуть миссис Джим удалось только униженными мольбами, под предлогом сурового обострения люмбаго[67].

Миссис Фостер была несгибаемым ипохондриком, и в версию люмбаго никто ни за что бы не поверил, если бы Макбрайд, садовник в Верхнем Квинтерне, не признался, что однажды застал ее на дорожке собственного сада, ползущей к дому на четвереньках в своем лучшем твидовом костюме, шляпе и перчатках. Вид у нее в тот момент был совершенно убитый.

Викарий тем временем дошел в рассказе уже до аэропорта Леонардо да Винчи и, сообщив, что визит в Рим дал ему обильную пищу для размышлений, закончил свою речь на задумчиво-экуменической[68] ноте.

Наконец объявили, что чай подан, и все радостной толпой двинулись в столовую.

– Привет, Сиб, – сказала Верити Престон. – Могу я чем-нибудь помочь?

– Дорогая! – воскликнула миссис Фостер. – Буду чрезвычайно признательна. Не разольешь ли ты чай? Я просто не в состоянии. У меня такой артрит в запястьях!

– Должно быть, тебе очень больно.

– Честно признаться, слишком больно. Глаз ночью не сомкнула, и еще это собрание, а Пру унеслась наблюдать за соревнованиями дельтапланеристов (Прунелла была дочерью миссис Фостер), так что от нее никакой помощи. И в довершение всех несчастий этот жуткий Макбрайд объявил, что увольняется. Только представь себе!

– Макбрайд увольняется? Но почему?

– Говорит, что болен. Но если хочешь знать мое мнение, все это – его упрямство и несговорчивость.

– Ты с ним поссорилась? – догадалась Верити, ловко наполняя чашки, которые дамы на подносах относили в столовую.

– Вроде того. Из-за камелий, которые я нарвала сегодня утром.

– Но он еще здесь?

– Не спрашивай меня. Возможно, уже смылся. Разве только оплату он еще не получил. Я не удивлюсь, если он сейчас дуется в своем сарае с инструментами.

– Надеюсь, на меня его эмбарго не распространится.

– О боже, нет, конечно! – воскликнула миссис Фостер не без ехидства. – Ты же его обожаемая мисс Престон. В затуманенных глазах Макбрайда ты, дорогая, не можешь сделать ничего неправильного.

– Хотелось бы тебе верить. И что ты теперь собираешься делать, Сиб? Давать объявление? Или пойдешь с повинной?

– Ни за что! Никогда в жизни! О, миссис Блэк! – воскликнула миссис Фостер с медоточивой сердечностью. – Как хорошо, что вы пришли. Где хотите сесть? Вон там вам будет удобно? Отлично. А кто у нее умер? – пробормотала она, когда миссис Блэк удалилась. – По какому поводу мы выражали ей сочувствие?

– Муж.

– А, ну тогда все в порядке. Я не перестаралась.

– Брат приехал побыть с ней.

– Но он, конечно, не садовник, я полагаю.

Верити поставила чайник и уставилась на нее.

– Ты не поверишь, – сказала она, – но мне кажется, я слышала, как кто-то – миссис Джим, что ли, – говорила, что он как раз садовник. Да, я уверена. Садовник.

– Вот это да! Интересно, насколько хороший. Господи, какой это будет удар по самолюбию Макбрайда. Как ты думаешь, уместно ли сейчас взяться за миссис Блэк? Просто чтобы выяснить.

– Ну…

– Дорогая, ты меня знаешь. Я буду сама тактичность.

– Не сомневаюсь, – сказала Верити.

Она проводила взглядом миссис Фостер, решительно пробивавшуюся сквозь толпу. Столовая была слишком просторной, чтобы хоть что-то из ее слов можно было услышать, но Верити без труда догадалась, что миссис Фостер осы́пала комплиментами викария – весьма симпатичного мужчину – и перекинулась добродушными шутками с односельчанами. Затем она стала пробираться к миссис Блэк, которая скорбно сидела на стуле в дальнем конце комнаты. Пухлые кисти миссис Фостер безвольно свисали с запястий, а прическа из розовых волос колыхалась туда-сюда.

Верити увлеченно следила за встречей и последовательной сменой выражения лиц: глубочайшее сострадание, расширенные от удивления фарфорово-голубые глаза, сочувственное покачивание головой, и наконец обе дамы удалились из столовой, несомненно отправившись в будуар Сибил. А вот теперь, подумала Верити, она возьмется за дело всерьез.

Внезапно она почувствовала, что за ней самой наблюдают.